Генерал из трясины. Судьба и история Андрея Власова. Анатомия предательства - [29]

Сказал об этом комполка. Он поднялся и крикнул: «Стой!», а они бегут. Стал стрелять по ним, двое повалились. Я сказал ему:

— Хоть всех убей, теперь бесполезно.

Он бросил стрелять. Дом разгорался вовсю.

— Прикройте нас с комиссаром, — сказал комполка. — Мы отойдем.

Пока они отходили, а мы прикрывали, отстреливались, дом так разгорелся, что и в траншейке стало жарко. Все осветилось кругом. Нам отход был уже невозможен — рядом укрепленные точки, при таком свете они нас сразу срежут. Я сказал Поспеловскому:

— Давай пойдем перебежками возле самых домов-точек. Амбразуру проскочишь и ложись в ямку. Он не успеет выстрелить в тебя.

Так и стали перебегать возле самых амбразур. Только перебежишь, он открывает огонь, но уже бесполезно. Подумал: «Эх, гранаты бы, как бы хорошо забрасывать ими».

Так мы прошли всю траншею (станцию). В конце мы с трудом вырвались наконец, повернули влево к своим позициям. Услышали:

— Стой! Кто идет?

— Свои! Где командир у вас?

— Вон там дальше, в землянке.

Пошли в землянку. Наш комполка уже там. Представитель Штаба армии стал нас выгонять.

Комполка сказал:

— Это мои, пусть сидят.

В землянке сидели шесть командиров полков, майоров, как я понял. Как я узнал из их переговоров, фамилии четверых были Красуляк, Никитин, Зверев, Дормидонтов, фамилии еще двоих я забыл, а представителя Штаба армии звали, помнится, Кравченко. Один из командиров полка задремал, и Кравченко закричал на него:

— Чего спишь?! Застрелю!

Тот сказал:

— Товарищ начальник! Четвертые сутки лежим на снегу и морозе. Не спал. Попал в тепло, дремлется.

Представитель Штаба армии стал у него выяснять, сколько у кого бойцов. У одного было пять бойцов, у другого шесть, а у нашего командира больше всех — семеро. Всего осталось 35 человек на переднем крае.

Кравченко приказал — наступать.

Командовать этой группой назначил Красуляка. К рассвету нас осталось, как говорят, ты да я, да мы с тобой.

После этого получили пополнение и опять наступали с правой стороны шоссейки, заняли водокачку, но силы наши к концу дня иссякли. Командиры полков Красуляк и Дормидонтов пошли на исходные позиции. Перешли речку около моста, стали подниматься на берег, и здесь немцы из пулемета убили Дормидонтова, а Красуляка легко ранили в руку.

Когда пехотинцы идут в наступление, на них обрушивается весь огонь противника: автоматный, пулеметный, минометный, артиллерийский и авиация летит по фронту, бьет из пулемета и бомбит. Поэтому после такого огня мало остается пехотинцев в живых. А наши минометчики и артиллеристы ведут огонь с тыла, с закрытых позиций. И обыкновенно, если пехота продвинется вперед на километры и там закрепится, тогда только артиллеристы подвинут свои позиции к фронту.

Как-то с одним бойцом находился на наблюдательном пункте в ямке у телефона, а левее, сзади нас, метрах в пятидесяти или более, около леска стоял наш подбитый танк.

Смотрим, к танку пробрались несколько человек, нас заинтересовало кто, и мы перебежками по воронкам перебрались к ним.

По виду это было большое командование. По чертам лица один сильно походил на товарища Ворошилова. Только не такой, как на портретах, а староват.

Немец засек нас и стал стрелять по танку. Командир, похожий на Ворошилова, сказал:

— Противник заметил нас. Не высовывайтесь и долго не смотрите из-за танка.

Только проговорил, а мой боец (фамилию не помню) непонятно зачем наклонился, высунув голову из-за танка, как будто что-то хотел взять с земли, и пуля в висок прошла насквозь.

Он сказал:

— Вот видите.

Посмотрел и увидел, что укрепления у немцев не поражаемые, а местность для наступления открытая и вся устлана трупами и даже кучами трупов.

После этого наступать мы здесь не стали.

Трупы с переднего края никто не убирал и не рассматривал, кто здесь убит, так как если этим заниматься перед взором противника, то еще очень много потеряешь людей, поэтому они здесь истлевали без вести пропавшие.

Был рейд полка левее Спасской Полисти.

Утром на рассвете в составе двух батальонов пошли в наступление. Шли врассыпную. Противник вел оружейный огонь, в основном с правой стороны. Потерь было много.

Овладели и пересекли шоссейную и железную дороги. Зашли в лес. Здесь уже было тихо. Была дана команда сделать привал.

Только сели, прозвучал выстрел. Стали спрашивать, кто стрелял. Выяснить не могли, а после этого посыпались на нас снаряды. Появились убитые и раненые.

Раненых пошли доставлять в санчасть, а там уже немцы нас отрезали. Пришлось вырыть яму и сложить туда раненых, чтобы было теплее. Дана была команда для сбора и движения.

Когда собрались, опять был выстрел, но теперь заметили, что выстрел был произведен трассирующей пулей с большой ели, стоявшей среди нас. Просматривая ель, увидели на ней человека. Стали его расстреливать. Комполка стрелял в него из пистолета. Но он не упал, так как был привязан.

Сразу двинулись вперед. Поняли, что сейчас опять посыплются снаряды. Таки получилось.

Повернули правее к станции и наткнулись на оборону противника. Завязался бой, в котором мы потеряли много личного состава и израсходовали патроны, которых было всего по две обоймы на бойца. Попытки выбить противника из оборонительных точек были безуспешными, и пришлось отойти.