Генерал из трясины. Судьба и история Андрея Власова. Анатомия предательства - [26]

Положение усложнялось тем, что в наступление войска 2-й Ударной армии повел бывший начальник Главного управления пограничных войск НКВД СССР, генерал Г.Г. Соколов.

Невероятно, но, приняв 2-ю Ударную армию, Григорий Григорьевич Соколов отдал такой вот, словно бы из злой сатиры списанный, «суворовский» приказ:

«1. Хождение, как ползанье мух осенью, отменяю и приказываю впредь в армии ходить так: военный шаг — аршин, им и ходить. Ускоренный — полтора, так и нажимать.

2. С едой не ладен порядок. Среди боя обедают и марш прерывают на завтрак. На войне порядок такой: завтрак — затемно, перед рассветом, а обед — затемно, вечером. Днем удастся хлеба или сухарь с чаем пожевать — хорошо, а нет — и на том спасибо, благо день не особенно длинен.

3. Запомнить всем — и начальникам, и рядовым, и старым, и молодым, что днем колоннами больше роты ходить нельзя, а вообще на войне для похода — ночь, вот тогда и маршируй.

4. Холода не бояться, бабами рязанскими не обряжаться, быть молодцом и морозу не поддаваться. Уши и руки растирай снегом». (Приказ № 14 от 19 ноября 1941 года)».

В результате под командованием этого генерала, словно бы сошедшего со страниц книг М.Е. Салтыкова-Щедрина, даже и переход до линии фронта дался 2-й Ударной армии нечеловеческими усилиями.

«Шли только ночью, днем укрывались в лесу. Путь был нелегким. Чтобы пробить дорогу в глубоком снегу, приходилось колонны строить по пятнадцать человек в ряду.

Первые ряды шли, утаптывая снег, местами доходивший до пояса. Через десять минут направляющий ряд отходил в сторону и пристраивался в хвосте колонны. Трудность движения усугублялась еще и тем, что на пути встречались не замерзшие болотистые места и речушки с наледью на поверхности. Обувь промокала и промерзала. Подсушить ее было нельзя, так как костры на стоянках разводить не разрешалось. Выбивались из сил обозные кони. Кончилось горючее, и машины остановились. Запасы боеприпасов, снаряжения, продовольствия пришлось нести на себе» [33].

Вот этим солдатам, смертельно уставшим уже по пути к фронту, и предстояло, согласно директиве Ставки, «прорвать… укрепленные позиции, разгромить… живую силу, преследовать неотступно остатки разбитых частей, окружить и пленить их».

Сохранилась запись телефонного разговора К.А. Мерецкова со Ставкой.

«10 января 1942 года. У аппарата Сталин, Василевский.

По всем данным, у вас не готово наступление к 11-му числу. Если это верно, надо отложить на день или два, чтобы наступать и прорвать оборону противника. У русских говорится: поспешишь — людей насмешишь. У вас так и вышло, поспешили с наступлением, не подготовив его, и насмешили людей. Если помните, я вам предлагал отложить наступление, если ударная армия Соколова не готова, а теперь пожинаете плоды своей поспешности»…

Следуя примеру нынешних антисталинистов, тут самое время порассуждать о коварстве Сталина, который, отправив две недели назад личное письмо Мерецкову, спровоцировал командующего Волховским фронтом на неподготовленное наступление, а теперь отстраняется от ответственности, перекладывая ее целиком на плечи командующего.

Но можно взглянуть на вопрос и с другой стороны.

В письме И.В. Сталина даже и намека нет на необходимость ускорить начало операции. Напротив, Сталин подчеркивал, что наступление не должно размениваться на мелкие стычки. Вот и сейчас он сдерживает Кирилла Афанасьевича, дает дни, чтобы все-таки подготовиться к прорыву.

Другое дело, что Мерецков от страха уже не способен был адекватно воспринимать слова Сталина.

Кирилл Афанасьевич не понимал даже, что Сталин ждет от него не рапорта о начале наступления, а конкретного результата — прорыва блокады Ленинграда.

Реакция Мерецкова на разговор со Сталиным была мгновенной.

В этот же день он сместил командующего 2-й Ударной армией генерал-лейтенанта Г.Г. Соколова. Но сместил не за пригодные только для фельетона приказы по армии, не за неумелое управление войсками, а за промедление с наступлением.

«В ночь на десятое января, — вспоминал о своем назначении генерал Н.К. Клыков, — меня вызвали в Папоротино, где размещался штаб 2-й Ударной армии. Здесь уже находились Мерецков, Запорожец и представитель Ставки Мехлис.

Выслушав мой рапорт о прибытии, Мерецков объявил:

— Вот ваш новый командующий. Генерал Соколов от должности отстранен. Генерал Клыков, принимайте армию и продолжайте операцию.

Приказ был совершенно неожиданным для меня. Как продолжать? С чем? Я спросил у присутствующего здесь же начальника артиллерии:

— Снаряды есть?

— Нет. Израсходованы, — последовал ответ».

Далее Н.К. Клыков рассказывает, как он торговался с Мерецковым из-за каждого снаряда, пока тот не пообещал армии три боекомплекта.

Для справки отметим, что по штатному расписанию для прорыва обороны противника требовалось пять боекомплектов, и еще по два боекомплекта полагалось на каждый последующий день наступления. Мерецков отправлял армию в наступление практически безоружной. Снарядов не хватало даже на прорыв.

Еще печальнее обстояли дела с обеспечением медицинской помощью.

«Войска уже в бою, — вспоминал потом А.А. Вишневский, — а две армии не имеют ни одного полевого госпиталя».