Генерал Иван Георгиевич Эрдели. Страницы истории Белого движения на Юге России - [58]
Вместо дружбы и доверия к себе создали из лояльного и даже монархического горского элемента себе врагов. Штыки нужны теперь на севере, а не здесь, а если сюда будут отвлекаться силы, то это выйдет не умиротворение Кавказа, а война вновь, но не с северными большевиками, а с местными народами, на которых следует опираться, в которых искать поддержки, а не противодействия»[300].
Не исключено, что свои соображения по этому вопросу Эрдели высказывал публично, и этим может быть объяснено его назначение на пост главноначальствующего на Северном Кавказе.
Он солидарен с позицией Деникина по содержанию, но не по форме:
«Этой самостоятельности мы не признавали в смысле отделения от России, и это обстоятельство возбуждает всех против нас»[301].
С этими настроениями он столкнулся также и во время своей инспекционной поездки в Туркестан:
«Еще не избавились от большевиков, сами на ладан дышат, а бредят о каком-то отдаленном мусульманском государственном строительстве»[302].
В июле 1919 года Эрдели приступил к деятельности в качестве главноначальствующего и командующего войсками Северного Кавказа. Его записки об этом периоде крайне скудны. По-видимому, остальное погибло.
Генералу приходилось иметь дело с двумя группами населения – казаками и горцами. Как ни парадоксально, сложнее ему было найти общий язык с терцами:
«Беда мне с этими терскими казаками. Атаман своевольничает, делает незаконные вещи и прямо сам сеет раздор между нами и казаками. <…> Семена сепаратизма сеются им намеренно, и вот теперь, как вернусь в Екатеринодар, все это выложу»[303].
А вот в общении с горцами ему сопутствовал, как он считал, успех. Мероприятия в Темирхан-Шуре прошли исключительно гладко:
«Чай пил у правителя Дагестана, потом на официальный обед, во время которого говорил длинную программную речь, кажется, все хорошо и внушительно. Плясали лезгинку, послали приветственную телеграмму Деникину и т. д. Народ даже подвыпил немного, и меня провожали на вокзал еще более шумно. По-видимому, Дагестан я присоединил прочно и совершенно бескровно»[304].
Себя генерал находил (и не без оснований) знатоком национальных традиций. Когда ему предстояла встреча с представителями чеченцев, его смущало, что он сравнительно молодо выглядит, ведь горцы почитают стариков. Он подробно описал Маре свое поведение на встрече со стариками. Когда говорил, старался говорить резким и определенным тоном, даже с суровостью и морщинами на лбу. Потом, когда переводил переводчик и звучали ответные речи, пытливо оглядывал толпу. Они прямо впивались в него, и он старался выдерживать взгляды. После официальной части постарался придать лицу мягкость и добродушие, поговорил о частных делах и удовлетворил некоторые просьбы.
«Пожелав им от Бога всего лучшего и успеха, опять поклонился всем и с ласковым, но достойным лицом немедленно вышел, оглядывая всех в глаза, по-видимому (уже слышал), впечатление хорошее»[305].
Здесь его текст чем-то напоминает письма последнего царя: та же поверхностность в понимании событий, та же убежденность в магии должности (титула, чина) на окружающих.
Твердость с благожелательностью дали хороший результат, и генерал полагал, что отношения с горцами налаживаются. Даже с ингушами, самыми разбойниками. Когда Эрдели, волнуясь, ехал в Петровск уже не как бедный родственник, а как победитель и представитель власти. Но у Ивана Георгиевича еще более широкие планы:
«Теперь на очереди мне прижать Азербайджан экономическим путем, чтобы от нас зависели англичане-подлецы, хотят вскочить с нашей помощью в Астрахань и завладеть ею, не знаю еще, как этому помешать, но помешать надо, а трудно, так как морские средства у них в руках. Мара моя, прямо захватывают меня все комбинации и сложности здешние…» (20.05.1919)[306].
Из горных аулов присылали к железной дороге представителей для изъявления покорности. Он был удовлетворен: благорасположение вместо репрессий, и горцы замирены. Зато с терцами положение было угрожающим[307].
К. А. Чхеидзе, личный адъютант командующего Кабардинскими полками Заурбека Даутокова-Серебрякова, а затем личный адъютант начальника Кабардинской конной дивизии и правителя Кабарды князя Т. Бековича-Черкасского, наблюдал генерала Эрдели в роли главноначальствующего, хотя издали и не регулярно.
«Встречался с ним всего лишь несколько раз, и почти всегда „отрицательно“: или при его посещениях Кабарды, или при поездках князя Бековича-Черкасского в Пятигорск (я был в то время личным адъютантом князя). Генерал Эрдели имеет репутацию храброго кавалерийского начальника. Передавали случаи, когда ему удавались, так сказать, „большие дела с малыми силами“. Все это возможно и даже, более того, – кажется, достаточно достоверно. Но слава боевого начальника не всегда предрекает административные дарования. Что касается последних, то, по общему мнению, генерал Эрдели таковыми дарованиями не блистал. Между тем бурная многоплеменная жизнь края требовала от своего правителя много такта, мудрости, твердости и других качеств. На беду, главноначальствующий этими качествами не обладал и, сверх того, обладал противоположными. Он часто менял решения, относился к кавказскому населению неровно, с казаками был почти в постоянной пикировке»
«Константин Михайлов в поддевке, с бесчисленным множеством складок кругом талии, мял в руках свой картуз, стоя у порога комнаты. – Так пойдемте, что ли?.. – предложил он. – С четверть часа уж, наверное, прошло, пока я назад ворочался… Лев Николаевич не долго обедает. Я накинул пальто, и мы вышли из хаты. Волнение невольно охватило меня, когда пошли мы, спускаясь с пригорка к пруду, чтобы, миновав его, снова подняться к усадьбе знаменитого писателя…».
Впервые в истории литературы женщина-поэт и прозаик посвятила книгу мужчине-поэту. Светлана Ермолаева писала ее с 1980 года, со дня кончины Владимира Высоцкого и по сей день, 37 лет ежегодной памяти не только по датам рождения и кончины, но в любой день или ночь. Больше половины жизни она посвятила любимому человеку, ее стихи — реквием скорбной памяти, высокой до небес. Ведь Он — Высоцкий, от слова Высоко, и сей час живет в ее сердце. Сны, где Владимир живой и любящий — нескончаемая поэма мистической любви.
Роман о жизни и борьбе Фридриха Энгельса, одного из основоположников марксизма, соратника и друга Карла Маркса. Электронное издание без иллюстраций.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.