Генерал-фельдмаршал Голицын - [129]

— Как именуют ту деревню? — спросили проводника-финна, указывая на избы и скотные дворы, черневшие на другой стороне озера.

— Озеро зовем Пелкане-веси, потому и деревня Пелкане, а может, наоборот, оттого что деревня Пелкане, и озеро Пелкане-веси, — задумчиво ответил голубоглазый пожилой финн, спокойно покуривая трубочку. Это была не его война, хотя и велась она на его земле. В любом случае умирать за шведского конунга Карла финн не хотел, и потому, когда шведы насильно загоняли финнов в ополчение, он спрятался. Но война все-таки нашла его — русские узнали через соседей, что купец Эйко Виролайен до войны часто ездил в Новгород и немного знает русский язык. Вот его и вытащили из-за прилавка в Гельсингфорсе и определили проводником.

— Простите, господин полковник, — обратился вдруг финн в свой черед к Бартеневу. — Я слышал, ваш полк из Новгорода?

— Верно! — ответил Бартенев, немало удивленный, что его полк известен среди финнов.

— А правда ли, — финн опасливо покосился на ехавшего за Романом Кирилыча, — что весь ваш полк набран из колодников?

— Кто сказал тебе такую чушь? — вспыхнул Бартенев.

— Да сам шведский комендант Гельсингфорса, генерал Армфельд говорил при уходе нашим купцам, что русские приводят из Москвы в Новгород каторжников и колодников, переодевают их там в солдатское платье и посылают грабить Финляндию. — Эйко пугливо оглянулся на Петьку Удальцова, который вплотную подъехал к полковнику и проводнику.

— Чушь и бред! Весь мой полк набран из коренных новгородцев, меж коими нет ни одного каторжанина! — холодно ответил Бартенев.

— А этот дядька с бритой головой — он разве не каторжник? — полушепотом спросил финн, глазами показывая на Ваську Увальня. У Васьки был, однако, отменный слух. Он побагровел от ярости и схватился за палаш:

— Так это я по-твоему каторжник? Зарублю на месте чухонца!

— Да ты, Васька, и впрямь похож сейчас на чистого каторжника! — расхохотался Удальцов. — Говорил я тебе, дуралей, не брей голову! Нет, туда же, за модой погнался! Я, мол, с первого же полоненного шведского офицера парик сниму и буду красоваться перед молодками талантом и кавалером! Вот и докрасовался, каторжный! Ты его сперва достань, полоненного шведа, а потом и в парике красуйся!

— Да что его искать-то, шведа-то, — сердито буркнул Васька, потуже натягивая треуголку на бритую голову. — Вон их сколько за рекой — тысячи! Почитаю, назавтра баталия непременно выйдет и все одно быть шведскому парику на моей башке!

В сей миг показалась делая кавалькада генералов и офицеров во главе с Апраксиным. Генерал-адмирал сидел на лошади по-моряцки — без щегольства, но крепко сцепив ноги. Князь Михайло Голицын на горячем скакуне сидел как влитой, откинувшись немного назад и вытянув ноги: манеру сию он, как и многие русские офицеры, отличные конники, перенял у лихих шведских драбантов.

Адмирал и генерал спорили: можно ли верить проводнику-финну, указавшему брод на реке?

— Я за того финна головой ручаюсь, да и по приметам всем здесь брод есть! — горячился Голицын. Но Федор Матвеевич Апраксин был человек основательный и как моряк желал сперва сделать промеры. «Не зная броду — не суйся в воду!» — твердил адмирал.

Кликнули на промеры добровольцев из числа стоявших у берега новгородцев. Васька Увалень вызвался первым, и Бартенев поставил каптенармуса во главе поисковой команды.

Между тем шведские караулы вдоль реки заметили спускавшихся на рысях к воде русских, и над прибрежными кустами поднялись клубочки дыма. Несладко было лезть в ледяную воду под свист вражеских пуль, но охотники Васьки дошли вброд до самого неприятельского берега.

И здесь шведы не выдержали, приняв поиск за начало общей атаки. Из стогов сена выглянули укрытые там шведские орудия и ударили в упор картечью. Несколько солдат упали в воду, навеки приняв ледяную купель; остальные по приказу Васьки повернули назад.

— Одно, другое, третье, четвертое, восьмое, — подсчитал Голицын шведские пушки, выявленные поиском.

— Ну что я говорил, есть брод для моих солдат! — весело обратился князь Михайло к генерал-адмиралу.

— Брод-то, батюшка, и впрямь есть, но боюсь не про нашу честь! Видел, как крепко прикрыли его шведы пушками? Сие дело обмозговать надобно! — озабоченно ответил Федор Матвеевич. — А новгородцы молодцы! Чем наградить Увальня-то, Бартенев?

— Лучшая награда для него — добрая чарка после ледяной купели! — рассмеялся полковник. И лукаво подмигнул: — Я ведь его еще с Лесной помню. Славно он тогда шведского генерал-адъютанта полонил!

— А чего себе башку обрил? — спросил Голицын.

Пришлось доложить генералам о начавшейся погоне Васьки за шведским офицерским париком.

В генеральской свите рассказ этот вызывал гомерический хохот.

— Ну вот, отсмеявшись, легче и за труды приниматься! — Федор Матвеевич смахнул выступившие от смеха слезы и приказал свите следовать в штаб на военный консилиум.

— Позиция шведов лучше некуда! Дефиле меж озер, менее версты, прикрыто рекой, мост разметан. За рекой шведские непрерывные траншеи в две линии и пушки. Река глубокая, сами видели: на всю реку один брод и тот прикрыт пушками, а на берегу рогатками. В лоб сию позицию брать, чаю, много кровушки-то пролито будет! — степенно размышлял Федор Матвеевич, оглядывая членов совета. Затем вопросил с обычным своим добродушием: