Генерал Дима. Карьера. Тюрьма. Любовь - [11]

На всю Москву было всего десять кузовов, и для того, чтобы Мостранскомплект выделил кузов, требовалось, чтобы фондовладелец или, как тогда называли, фондодержатель отдал на этот кузов фонд. Дима позвонил в Мосавтолегтранс, представился, объяснил, что действует по поручению митрополита Ювеналия, и сказал, что последнему так нужен кузов, что он без него Богу служить не сможет.

«Вопрос слишком сложный, — ответили Диме, — и решить его может только начальник». А начальник был человек известный, обсуждать с ним проблему кузова по телефону не имело смысла, он просто послал бы Диму подальше. К нему надо было явиться лично.

Дима записался на прием. Тщетно секретарь начальника пытался добиться, по какому вопросу никому не известный гражданин Якубовский рвется на прием. «Я звоню по просьбе митрополита, — сказал Дима, понимая, что для конторы между митрополитом и патриархом разницы не было, — у меня строго конфиденциальный вопрос».

И стал готовиться к разговору. Он знал одно: если начальник в течение первых десяти произнесенных слов его не полюбит, пиши пропало. Кузов не даст. Значит, к делу следовало подойти творчески.

Дима в школе учился с мальчиком, которого звали Костя Шестера. Костин папа в свое время окончил морское училище, а потом его перевели в ракетчики, и новенькая, с иголочки форма морского офицера осталась ненадеванной. А Дима очень любил форму, и папа Шестера за ненадобностью подарил ему свой морской китель, не то черного, не то темно-синего цвета. Дима обожал этот китель.

Перед визитом к начальнику Мосавтолегтранса Дима поехал домой, в Болшево, отыскал в шкафу свой любимый китель, содрал с него морские пуговицы и пришил обычные. Затем, стоя перед зеркалом, он облачился в китель, черные брюки, черные же ботинки, оставшиеся от папы, правда, с дырявыми подошвами и на два размера меньше, и в таком виде вышел из дома. По дороге он приобрел пластинки с церковными песнопениями и Библию.

То ли оттого, что Дима волновался, то ли оттого, что ботинки жали, то ли оттого, что он входил в образ, но лицо у него при этом было отрешенное. Кабинет был большой, длинный, до стола надо было пройти несколько шагов. Обычно люди, входя в кабинет, здороваются. Но Дима повел себя иначе. В морском кителе со стоячим воротничком и церковными пластинками он чувствовал себя священнослужителем и первым делом устремил взор в угол, как бы отыскивая иконы, при этом истово крестясь, возможно, неправильно, но начальник этих тонкостей явно не знал. Он сразу оторвался от бумаг, разложенных на большом столе, и во все глаза наблюдал за странным посетителем.

Используя церковную лексику и расцвечивая свою речь словами типа «послушание», «благословение» и «с Богом», Дима изложил свою просьбу насчет кузова. И торжественно вручил свои пластинки вместе с Библией, заметив между делом, что все это послано ему, начальнику, лично, дабы душа его, замотанная буднями, обернулась к Богу.

Тронутый сверх всякой меры и ещё более потрясенный, начальник все подписал. И торжествующий Дима направился прямо в Мостранскомплект получать вожделенный кузов. Но там его ждала неудача. Выяснилось, что на десяток имеющихся кузовов приходится 20-30 претендентов. Диме объяснили, что в Москве он ничего не получит. Надо ехать в Горький.

Дима рассказал обо всем Юрию Алексеевичу, который по-прежнему сильно сомневался в успехе мероприятия, и показал подписанный наряд на получение кузова. Тогда ему выделили машину, на которой он и отправился непосредственно на Горьковский автомобильный завод, который в то время возглавлял Пугин, впоследствии ставший министром, а теперь опять директорствующий на ГАЗе.

Ясно было, что к генеральному директору не попадешь, и Дима направился к начальнику управления сбыта. Тот был уже предупрежден сотрудниками Мостранскомплекта. Дима был все в том же наряде, с тем же церковным набором в руках, с отрешенным взглядом и смиренным пожеланием: «Да поможет вам Бог во всех ваших начинаниях».

В общем, кузов был получен, погружен и доставлен адресату. С чувством исполненного долга Дима завалился спать, устав от бессонных ночей и переживаний. И снилось ему письмо с личной подписью митрополита Ювеналия.

А утречком Якубовский явился к Юрию Алексеевичу, рассчитывая, что теперь-то его непременно примут на работу. Ведь он, как сказочный герой, исполнил самое трудное желание.

К тому моменту он знал о Ювеналии все или почти все. Вплоть до домашнего адреса и подробностей биографии. Митрополит Ювеналий проживал в трехкомнатной квартире на Юго-Западе, был уроженцем Тулы, в люди его вывел митрополит Никодим, в доме которого он квартировал, будучи студентом-семинаристом. Потом Никодим был отравлен на приеме у Папы Римского. Возможно, он спас Папу, выпив предназначенное понтифику вино. Дима считает, что Никодим был советским шпионом.

Итак, явившись в резиденцию митрополита Ювеналия, Дима ожидал назначения, но Юрий Алексеевич произнес другое: «Владыка просил подарить вам сервиз в знак благодарности». Сервиз был по тем временам неплохой, стоил 600 рублей, но разве на это рассчитывал Дима? Ни за какой сервиз в мире он не стал бы так бороться. На работу его не взяли.