Гендерное общество - [19]
постоянно сомневаться в правильности выбора, так как именно ей предстоит иметь дело с
последствиями неверного решения. Мужчине же надо быть менее разборчивым, более
агрессивным и развить вкус к разным и многим партнершам, так как он меньше рискует».
Итак, утверждает Саймонз, нет ничего удивительного в том, что «именно это мы и видим».
«Естественный отбор способствовал сексуальному возбуждению самца при виде самки. При
этом самка человека, беременея, подвергается невероятному риску сточки зрения энергии и
времени. Отбор благоприятствовал развитию у женщин тенденции быть разборчивыми как в
отношении сексуальных партнеров, так и обстоятельств копуляции» .
Моногамной женщине приходится решать основную проблему, а именно — как же принудить
этого упрямого негодяя-мужчину, предпочитающего заниматься оплодотворением других самок, к
выполнению домашних обязательств перед женой и детьми. Ее стратегия состоит в требовании
эмоциональных, а следовательно, и родительских обязательств от партнера прежде самих
сексуальных отношений. В этой логической цепочке полностью детерминирована не только
моногамия женщины, но и связь ее сексуального поведения с эмоциональными обя-
46
зательствами, из-за чего она всеми способами вытягивает из промискуитетного мужчины
обещания в любви и преданности, прежде чем окончательно ему отдаться. В мужчине же
генетически заложен промискуитет сексуального хищника, и он всегда на охоте ради самой
возможности новых сексуальных завоеваний. У женщины, наоборот, биологически
обусловленные моногамия, фантазии о романтической любви и преданности неразрывно
связаны с сексуальным поведением и предполагают сексуальную сдержанность,
преодолеваемую лишь после данной мужчиной рыцарской клятвы верности и преданности.
Эволюционисты используют и другие данные репродуктивной биологии для того, чтобы
толкование биологических различий между мужчиной и женщиной заодно стало бы объяс-
нением социального неравенства между полами. Например, разделение сфер деятельности,
оказывается, коренится в далеком начале эволюции: «В обществе охотников и собирателей
мужчины охотятся, а женщины остаются дома. Это распределение функций сохраняется в
большинстве аграрных и индустриальных обществ. Уже исходя только из одного этого,
можно утверждать, что такое разделение имеет генетическое происхождение, — пишет
Эдвард Уилсон. — По моим собственным догадкам, эта генетическая склонность настолько
интенсивна, что и в будущем она будет служить причиной значительного разделения труда
даже в наиболее свободных и наиболее эгалитарных обществах»13.
Лайонел Тайгер и Робин Фокс подчеркивают значимость социальных требований к мужчине и
женщине в течение эволюционного перехода к обществу собирателей и охотников. Во-
первых, охотничье сообщество должно строиться на принципах солидарности и
сотрудничества, а это требу* т прочных связей между охотниками. Биология женщины,
особенно менструальный цикл, становится ее значительным недостатком в таком требующем
согласованности действии, как охота. Более того, само присутствие женщин опасно — с их
близостью конкуренция и агрессия среди мужчин нарушают принцип мужского
сотрудничества. Женщин одолевает также и «материнский инстинкт». Следовательно, имеет
смысл, чтобы охотились именно мужчины, а женщинам пристало оставаться дома и растить
детей14.
По мнению этих ученых, благодаря таким различным репродуктивным стратегиям и
эволюционным императивам постепенно возникли разные типы темперамента и личности,
каковые мы и наблюдаем у мужчины и женщины. Самой последней
47
реинкарнацией социобиологии является так называемая «эволюционная психология»,
объясняющая психологические различия между мужчиной и женщиной их разными
эволюционными траекториями. Мужчина считается более агрессивным, склонным к
контролю и управлению благодаря навыкам, «отполированным» веками его эволюции в
функциях охотника и воина. В то же самое время женщина занималась лишь воспитанием
детей и домашними делами, что и сделало ее более сенситивной, более эмоциональной и
более пассивной15.
Наконец, ученые пытаются найти объяснение различного поведения мужчины и женщины в
межвидовой агрессии и насилии. Например, психобиолог Дэвид Бараш сочетает социо-
биологию с банальностями движения «Нью-Эйдж»*, утверждая, что «гены помогают себе
сами своим хорошим поведением». К сожалению, это не обязательно означает хорошее
поведение по отношению к другим. Эгоистичные гены не знают такого золотого правила.
Например, Бараш объясняет сексуальное насилие репродуктивной адаптацией мужчин, у
которых никак не получается найти объект своего ухаживания. На основе своих исследований
поведения скорпионов и диких уток Бараш, Торнхилл и другие эволюционисты утверждают,
что мужчины-насильники удовлетворяют генетически заложенную в них потребность в
воспроизводстве единственным известным им способом. «Возможно, насильники из рода
человеческого по-своему и, с точки зрения закона, неверно делают все, что в их силах, чтобы
наилучшим способом приспособиться к своей ситуации», — пишет Бараш. Оказывается,
насилие — это тот же половой акт, но он обусловлен иной «адаптивной» репродуктивной
Отзеркаленные: две сестры близняшки родились в один день. Каждая из них полная противоположность другой. Что есть у одной, теряет вторая. София похудеет, Кристина поправится; София разведется, Кристина выйдет замуж. Девушки могут отзеркаливать свои умения, эмоции, блага, но для этого приходится совершать отчаянные поступки и рушить жизнь. Ведь чтобы отзеркалить сестре счастье, с ним придется расстаться самой. Формула счастья: гениальный математик разгадал секрет всего живого на земле. Эксцентричный мужчина с помощью цифр может доказать, что в нем есть процент от Иисуса и от огурца.
Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.
В настоящем издании представлена центральная глава из книги «Вместо себя: подход Августина» Жана-Аюка Мариона, одного из крупнейших современных французских философов. Книга «Вместо себя» с формальной точки зрения представляет собой развернутый комментарий на «Исповедь» – самый, наверное, знаменитый текст христианской традиции о том, каков путь души к Богу и к себе самой. Количество комментариев на «Исповедь» необозримо, однако текст Мариона разительным образом отличается от большинства из них. Книга, которую вы сейчас держите в руках, представляет не просто результат работы блестящего историка философии, комментатора и интерпретатора классических текстов; это еще и подражание Августину, попытка вовлечь читателя в ту же самую работу души, о которой говорится в «Исповеди».
Созданный классиками марксизма исторический материализм представляет собой научную теорию, объясняющую развитие общества на основе базиса – способа производства материальных благ и надстройки – социальных институтов и общественного сознания, зависимых от общественного бытия. Согласно марксизму именно общественное бытие определяет сознание людей. В последние годы жизни Маркса и после его смерти Энгельс продолжал интенсивно развивать и разрабатывать материалистическое понимание истории. Он опубликовал ряд посвященных этому работ, которые вошли в настоящий сборник: «Развитие социализма от утопии к науке» «Происхождение семьи, частной собственности и государства» «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» и другие.
В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.
Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.