Ген подчинения - [45]

— Слуш-с, — кивнул головой Петюня.

И тоже не добавил ни «госпожа инспектор», ни «Жанара Адильбековна».

— Пойдемте, барышня, — сказал он мне и, взяв со своей конторки стопку ключей, приглашающе позвенел ими.

— Ну, на сем я с вами прощаюсь, — сказала Салтымбаева, уже разворачиваясь прочь. — Напишите отчет, занесете мне в кабинет, вам покажут.

— Кто покажет? — спросила я ей в спину с легким отчаянием. Я понятия не имела, как писать отчет так, чтобы он устроил полицию.

— Кто-нибудь, — она сделала неопределенный жест рукой в коричневой форменной перчатке.

Мы прошли еще немного беленым коридором и оказались у ряда камер. В моем представлении вся передняя дверь камеры должна была быть забрана решеткой, чтобы видеть, что происходит внутри, но двери оказались обычными, только с маленькими полукруглыми решетчатыми окошками. Они тоже напоминали скорее конторские, чем тюремные.

Петюня наклонился к одному из них и сказал скучным голосом:

— Задержанный Волков, к вам ассистентка сыщика по вашему делу. Согласны с ней разговаривать?

Изнутри последовало молчание.

— Молчание — знак согласия, — Петюня обернулся ко мне, добродушно улыбаясь. — Буквально, так для этой процедуры в законе написано. Так что проходите.

Он отпер дверь ключом и широко ее распахнул.

Обстановка камеры богатством не отличалась: одна койка, привинченная к стене, ватерклозет, скрытый за низкой перегородкой (зачем она была нужна, когда даже не прятала его полностью, я не поняла) и маленькое окошко под потолком, тоже забранное решеткой.

Эльдар Волков, не в арестантской робе, а в той одежде, в которой я видела его с утра, сидел на койке, мрачно глядя в противоположную стену.

— Здравствуйте! — сказала я.

Он обернулся ко мне, глаза его расширились. Он вскочил с койки и начал пятиться, пока почти не уперся лопатками в дальнюю стену, как будто страшнее меня не было существа в Необходимске.

Я обернулась к Петюне.

— Можно ли поговорить с ним наедине? — спросила я.

— Как угодно, барышня, — пожал плечами тот. — Я буду за дверью, кричите, если что.

И вышел, прикрыв за собой дверь.

Почему-то я не ожидала, что это будет так легко: в моем представлении полицейские не должны были так охотно оставлять преступников наедине с гражданскими! С другой стороны, Эльдар ведь не был преступником. В тот момент он как никогда походил на перепуганного подростка.

— Пожалуйста, не надо так от меня шарахаться, — попросила я. — Я хочу вам помочь! Я пытаюсь проверить ваше алиби, чтобы точно доказать, что вы не убивали своего начальника.

— Помочь хотите? — спросил он хмуро и резко. — С чего бы? Я смотрю, меня уже в главные подозреваемые назначили.

— К сожалению, так наша полиция работает, — я пожала плечами. — Но я-то не из полиции!

— Но вы с ними! — горько сказал он.

— И будьте благодарны за это, потому что иначе меня бы к вам не пустили! — сказала я довольно резко.

Волков натурально ощерился.

— Еще как благодарен, милостивая барышня!

Тут мне пришлось вдохнуть и выдохнуть, вспомнив все уроки мадам Штерн по дипломатическому обхождению.

— Знайте что, давайте начнем еще раз? — предложила я. — Я правда ничего плохого не хочу вам, Эльдар! — я поколебалась, не назвать ли его «Эльдаром Архиповичем», но по отношению к совсем юному молодому человеку, вдобавок ниже меня по социальному положению, это звучало бы как издевка. — Наоборот, вы мне симпатичны! Вы талантливый математик, так упорно работаете! Поэтому я и вызвалась вам помочь. Но и инспекторы вам тоже ничего плохого не хотят. Они схватили вас всего лишь потому, что вы вчера ушли последним, и при этом огрызались на вахтера.

— А еще потому, что я иногородний, — горько произнес Эльдар.

Однако его лицо чуть смягчилось, напряженные плечи расслабились. Он даже отлип немного от стены.

— Ну… да, — поколебавшись, признала я. — Это, конечно, недостаток нашей правоохранительной системы. Но никто вас не станет держать, если вы не виноваты. За такое у нас быстро лишают погон, — (это я слышала от шефа). — Самое худшее, что с вами может случиться — неделя предварительного заключения.

— Как будто я могу позволить себе неделю! — Волков скрипнул зубами. — Кунов меня точно уволит, а работу на заводе я тоже потерял… теперь, раз Иннокентий Павлович… — он замолчал и сжал и разжал кулак, как будто пытался удержаться от чего-то. Может быть, от слез.

Я вспомнила, что Кунов — это фамилия енота Афанасия, в лавке которого я познакомилась с Волковым. И еще я сообразила: Волков на взводе и подавлен не только из-за ареста. Его еще и подкосила смерть Стряпухина. Неудивительно, раз тот для него был ментором и учителем!

— Именно за этим я здесь — чтобы вас быстрее отпустили, — сказала я как можно мягче. — И вы здорово облегчите мне работу, если расскажете, что делали вчера вечером и почему разозлились на вахтера.

Плечи Волкова поникли, он посмотрел на меня исподлобья, но как будто с некоторой надеждой.

— Вы, похоже, верите в то, что говорите, — сказал он. — Или актриса такая, хоть сейчас на сцену.

— Актриса из меня никудышная, — пожала я плечами. А жаль: когда я единственный раз играла ведьму в школьном спектакле, мне понравилось! — Ладно, рассказывайте, что же вчера такого произошло? Может, шеф вас чем-то расстроил? — вспомнив, как Мурчалов советовал мне налаживать контакты с людьми, я добавила: — Мой меня расстраивает постоянно.