Гель-Грин, центр земли - [5]

В три часа ночи они прилетели. Самолетик сел мягко, будто на постель кошка прыгнула; человек в унтах помог вытащить вещи. «Вы куда?» «В Гель-Грин; интересно, нас кто-нибудь встречает?» «Антуан, должно быть; он людей возит; Гель-Грин — боже, как это здорово; вы верите в Бога? а он в вас, значит, верит»; человек в унтах оказался полярником, летел из отпуска обратно на льдину; «идите на вокзал, погреетесь; кофе попьете; а их — с собою?» — кивнул на мальчиков; они натянули капюшоны, в которые свистел ветер, словно хотел унести в свою страну, полную иголок; Цвет прижался к Свету, будто в мультфильме увидел что-то страшное: великана с дубинкой, Снежную Королеву…

В зале аэропорта было тепло, как от камина; в углу журчал фонтанчик; и никого не было; горело табло с рейсами; Стефан поставил сумки у кресел, купил в автомате два какао и велел вести себя тихо; и пошел искать администратора, дежурного, кассира — кого-нибудь живого и в форме; в коридоре и туалете тоже было пусто, и Стефану показалось, что он в каком-то заколдованном мире; что Цвет прав, всегда играя в пиратов и путешественников; реальность порвалась, как старый батист при стирке, и можно выбрать мир, в который хочешь пойти, посмотреть на дороги и башни; и вернулся в зал ожидания, а там с детьми разговаривал человек в теплой, как у него в сумке, куртке; сидел на корточках, меховой капюшон свалился на спину; светлые волосы блестели в свете плафонов, словно парчовые.

— Здравствуйте, — сказал Стефан, усталый, заблудившийся. — Вы кто?

Парень встал, и Стефан увидел, какой он красивый; молодой и яркий; как рыцарь с картины прерафаэлита; губы с цветок; глаза карие. Парень улыбнулся. Он выше его на голову; и Стефан вспомнил кинохроники Первой мировой войны; в университете на парах истории им приносили из музея бобины, ставили в древний кинопроектор; они шуршали и щелкали; и изображение подрагивало, как ресницы Света от сна; и лица в них были вот такие — смелые и странные; думаешь, их давно нет на свете, а они этого не знают, они вечные и прекрасные; герои, у которых за спиной были крылья, а не смерть…

— Привет, я Антуан Экзюпери, а вы, надеюсь, Стефан ван Марвес?

— Да.

— Все думали, вы старше… Малыши ваши?

— Мои.

— Хорошие, — парень словно говорил о породе, — я ваш пилот; вертолет до Гель-Грина — еще не передумали? — и засмеялся; будто мог быть отрицательный ответ; а Цвет смотрел на него снизу влюбленно, как на фейерверк; Антуан подхватил их вещи, словно они не весили ничего; всех лет одиночества; и пошел к выходу; где взлетные полосы; там были люди, все живые, все в форме; «привет, Антуан, как летается?» «высоко, Энди»; и они снова попали под снег, колючий, как осы; вертолет казался огромным, как гора; и в него загружали эти самые сладкие коробки с фруктами; Антуан постелил сверху пледы; «неудобно немного, но можно поспать»; и они снова взлетели; Стефан в жизни так много не летал; но словно брал с собой землю, так страшно было и тяжело. Он уже жалел, что поднял объявление, прочитал; лучше бы дома с дядей спорить об Америке, её самоуверенности и скором конце; зарабатывать деньги; деньги, деньги… Он смотрел вниз, на маленький и нестерпимо красивый городок; он лежал внизу спящий, так и оставшийся неизведанным; как множество больших; как множество чувств и блюд; «что это за городок?» «край земли» «странное название» «это не название, это смысл»; и Антуан опять засмеялся; и Стефан подумал — хорошо быть Антуаном; видеть честные, смелые сны про облака; любить девушку далеко-далеко от Гель-Грина; в голубом платье, а любимые цветы — нарциссы; иногда ей говорят, что ты умер, что ты больше не вернешься, что нашел другую, если не умер; но она умеет ждать; и однажды прилететь к ней, сесть на городскую площадь, засыпать её перед этим с неба цветами — голубыми и желтыми нарциссами; и всё у вас будет хорошо… Стефану казалось, что они летели тысячу лет; он сказал Антуану; тот отогнул наушник, в который бормоталась погода; «что?» «долго нам еще лететь?» «не очень; еще половина пути; вам невтерпеж или уже не нравится? жалеете?» «я понимаю, трусам и старикам там не место…» «и всё такое…» — продолжил за него Антуан, нырнул в облако и поднялся над; будто с женщиной танцевал; и Цвет вскрикнул от восторга — на востоке небо сияло — серебристым и оранжевым; изумрудным и розовым; словно кто-то красил и не мог выбрать.

— Северное сияние; не видели никогда?

— Только белые ночи.

— Тоже диковина, — согласился Антуан; будто они сидели в зеленом казино, пили кофе, играли по маленькой; будто знал Стефана сто лет; не боялся совсем; одни синяки и воспоминания. — А о Гель-Грине что-нибудь знаете?

— Тоже диковина?

— Ага, — Антуан опять нырнул в облако и опять вынырнул; «вальс, раз-два-три», — подумал Стефан, посмотрел на детей; Цвет размазался по окну, а Свет притулился на одной из коробок, закутался в плед, словно гнездо свил, и спал, пропуская всю красоту; но Стефан не боялся: всё равно Свет видит это во сне… — Гель-Грин… — будто это имя Бога, — Гель-Грин открыли два брата; Жан-Жюль чуть старше вас; двадцать? ему двадцать два; он инженер водного транспорта; а Анри-Поль — геолог; братья де Фуатены; на этом же вертолете летели; и увидели бухту; назвали Анива — в честь своего виноградника в Провансе; кстати, их отец по сей день там делает вино; присылает им ящик на Рождество; Гель-Грин — это горы, лес сосновый; море и недалеко — лесная река — Лилиан; это в честь мамы; предполагается там чинить корабли…