Где скрывается правда - [2]
Я киваю, надеясь, что Мэгги не заметила, как меня передернуло от одного звука имени ее дочери.
– Завтра утром у нее соревнования по вращению жезла, – продолжает она. Не знаю, кого она пытается в этом убедить. Я-то прекрасно понимаю, что это чушь собачья: Кэлли не пришла бы, даже если бы Мэгги потащила ее за собой на поводке.
– Значит, она до сих пор этим занимается? – говорю я. Я бы спросила начистоту: неужели жезлы все еще крутят, да еще и называют это спортом? Но грубить все-таки не хочу.
– Да. Она получила грант на обучение. – У Мэгги улыбка до ушей. – В Восточном Страудсбурге. Подумывает поступить на факультет физической культуры.
Естественно, я обо всем этом осведомлена. Знаю, с кем до сих пор дружит Кэлли (в основном с Сабриной Хейс), чем она завтракала на прошлой неделе (маффином с сахаром и корицей из буфета Джима), как сильно ей хочется уехать из Фейетта (произносится как «Фэйит», население – пять тысяч человек) и что до ее тусовок далеко даже первокурсникам колледжей.
Хоть мы с Кэлли Гринвуд не разговаривали восемь лет, я знаю о ней почти все, кроме ответа на один вопрос, который мне отчаянно надо знать.
Думает ли она об этом до сих пор?
– Твоя бабушка сказала, что ты остановила свой выбор на Тампе.
Я киваю и прижимаюсь лбом к стеклу.
Когда я сказала бабуле, что поступила в Университет Тампы, она посоветовала мне хорошенько обдумать, готова ли я учиться в большом городе. Города пережевывают людей заживо, а потом выплевывают.
Когда Мэгги выруливает из аэропорта на трассу, ведущую в Фейетт, я думаю о том, что лучше быть пережеванной и выплюнутой, чем проглоченной целиком.
Мэгги останавливает машину у двухэтажного сельского дома, выкрашенного в белый цвет. В детстве он казался мне в два раза больше. Мы хлопаем дверьми минивэна, из-за чего соседские собаки тут же начинают буянить. Уже почти час ночи. Через несколько часов муж Мэгги, Рик, начнет готовиться к развозу хлеба. Мне становится стыдно, когда я понимаю, что он, наверное, все еще ждет Мэгги, беспокоится, как она доберется до дома. Он ведь хороший муж.
Мой отец таким не был. Мама вся изводилась от беспокойства, пока ждала его домой. Когда он наконец соизволял явиться, от него за версту несло виски «Джонни Уокер».
Когда мы доходим до крыльца, собаки уже устают тявкать и успокаиваются. У каждого квартала Фейетта, как у человека, есть своя душа. Почти весь район Гринвудов населяют рабочие семьи, в которых все встают засветло. Но, как бы члены этих семей ни уставали за день, они каждый вечер ужинают все вместе за одним столом.
Вспоминая квартал, в котором прошло мое детство, я начинаю злиться. В голову лезут мысли об облезлых домах, прижатых друг к другу так плотно, что можно заглянуть к соседу на кухню, о злых стариках, которые сидят на крыльце и весь день жалуются на кабельное телевидение, демократов и задержку пенсий.
Раньше Гринвуды жили с нами в одном квартале. Они переехали за год до того, как я уехала жить к бабуле. С шести лет я привыкла ходить к ним в гости, через дорогу, чтобы поиграть с Кэлли, и тогда это стало мне недоступно.
Мэгги отпирает парадную дверь, и разница заметна сразу же. Мне хочется спросить, скучает ли она по старому дому так же, как и я.
Но нет, конечно, не скучает. А учитывая, что случилось в том доме, такой вопрос точно сделает меня здесь нежеланной гостьей.
– Хочешь есть? – спрашивает Мэгги, запирая за собой дверь. – Я знаю, что в самолетах перестали кормить. У нас еще осталась лазанья.
Я качаю головой.
– Я просто… очень устала.
Мэгги смотрит на меня сочувственно, и я замечаю на ее лице морщины, которых не было восемь лет назад. Наверное, она думает, что я расстроена из-за того, что отец умирает.
Ту Тессу, которую она помнит, это бы расстроило. Та Тесса плакала бы, кричала, просила вернуть папу – точь-в-точь как в тот день, когда полицейские вломились к нам в дом и вывели его в наручниках.
Мэгги не знает, что ту, старую, Тессу подменили чудовищем, которое дождаться не может, когда отец сдохнет. Тогда наконец можно будет вернуться домой.
– Еще бы. – Мэгги сжимает мое плечо. – Давай-ка уложим тебя спать.
Мне удается уснуть только под утро, когда восходит солнце.
Я очень хотела бы принять душ, но не знаю, где Гринвуды хранят полотенца. В их старом доме в ванной стоял специальный шкаф с бельем, но здесь его нет. Я не хочу спускаться и просить у Мэгги полотенце, поэтому просто умываюсь и вытираю лицо полотенцем для рук.
Не люблю просить. У меня эта черта с детства, а когда бабушка привезла меня во Флориду, стало только хуже. Пока она еще не переделала свой кабинет под спальню для меня, я спала на выдвижной кровати. Жалюзи на окнах не было, поэтому каждый день в шесть утра меня будил солнечный свет, и я уже не могла уснуть.
Я стала спать на полу под выдвижной кроватью, потому что там было темно. Бабушка узнала об этом только спустя месяц. Теперь в моей комнате есть жалюзи, но я до сих пор иногда забираюсь под кровать, если не могу уснуть, и рассматриваю пружины словно созвездия.
Этой ночью я даже не пыталась уснуть. Умывшись, нахожу под раковиной «листерин» и полощу рот. Расчесываться и переделывать пучок я не стала. Какой в этом толк? Выглядеть хуже отца я все равно не буду.
В романе, посвященном сегодняшним проблемам и противоречиям итальянской действительности, ярко, в психологически интересной форме разоблачается мир хищничества и утверждается неизбежность нравственного разложения личности в условиях современного капиталистического общества. Прямым порождением этого общества является терроризм в его нынешних формах.
Буквально на ощупь вынуждены Алекс Брюс, офицер уголовной полиции Парижа, и его верная спутница Мартина Левин отыскивать следы таинственной и не знающей жалости Кобры, изобретательно и неуклонно уничтожающей своих врагов. Близкие загадочной Кобры, не догадываясь, что змея затаилась среди них, пытаются обнаружить ее в других местах, сметая все на своем пути… И никому из идущих по следу Кобры не приходит в голову, что след ведет к истории разбитой любви, предательства и… научного открытия.
Обладающие колоссальными денежными ресурсами лидеры нефтедобывающих стран Ближнего Востока не жалеют средств для закупки боевых самолетов и кораблей. В огонь войны за мировое господство они бросают все новые и новые силы. Летчикам террористов обещана щедрая плата за каждый боевой вылет и выполненное задание. Экипаж «Йонаги», японского авианосца с фантастическим судьбой, противопоставил ярости фанатиков и «грязным» деньгам наемников преданность долгу и нормам самурайского кодекса чести.
Самолет, направлявшийся в Коста-Рику, терпит крушение в джунглях. Девятнадцать подростков чудом остаются в живых. Джоэль Аспинолл – спокойный и рассудительный член школьного совета, который берет на себя руководство группой до прибытия спасателей. Том Кэлловэй – нелюдимый подросток, который не должен был оказаться в этой поездке с этими людьми, но теперь вынужден делать все, чтобы спастись. Количество выживших начинает стремительно уменьшаться. В джунглях легко потеряться. Как и в том, кто станет героем, а кто приведет других к гибели.
Шестнадцатилетняя Шайен Уайлдер спала на заднем сиденье, когда ее мать ненадолго забежала в аптеку. Никто не мог предположить, что за эти несколько минут жизнь девушки перевернется: прежде чем она осознала, что происходит, машину угнали… с ней внутри. Гриффину нужна была только тачка – он не собирался никого похищать. Но оказалось, что за девчонку можно получить выкуп, так что пришлось слегка изменить планы. Теперь жертва должна перехитрить преступника и выбраться на свободу. Дело усложняет только одно: Шайен – слепая.
Ким никогда не думала, что будет участвовать в заговоре с целью убийства. По крайней мере, до того как парень бросил ее ради другой. Но когда в учебной поездке в Лондон она встретила Никки – смелую и уверенную в себе новую знакомую – невинная шутка быстро переросла в нечто более серьезное. Один из студентов погиб при загадочных обстоятельствах, и чтобы завершить сделку, Ким должна совершить ответное убийство… или позволить Никки превратить ее жизнь в ад.
Страдающая от генетического заболевания Сюзетта Йенсен всегда знала, что материнство станет для нее серьезным испытанием. Тем не менее, она дарит жизнь малышке Ханне, полагая, что теперь у них с Алексом будет настоящая семья. Чувствуя обиду на собственную мать, Сюзетта твердо намерена воспитывать дочь в любви и заботе, которых она была лишена. Но Ханну с уверенностью можно назвать трудным ребенком: в свои семь она умеет читать и писать, но еще не произнесла ни слова. Отличаясь дурным нравом, девочка не задерживается надолго ни в детском саду, ни в школе, вынуждая Сюзетту перевести дочь на домашнее обучение.