Где рождаются циклоны - [44]

Тревога на корабле

Спокойное море неопределенной окраски с набегающими длинными полосами волн. По бледному небу плывут мелкие серовато-розовые тучки. Свежий, почти холодный воздух. Вот снова появились водоросли Саргасского моря.

Я лежу у себя в каюте и мечтаю.

Вдруг раздается звук сирены, зловещий, протяжный рев. Слышен топот бегущих ног. Я выскакиваю из каюты. Кто-то кричит: «спасательные пояса!» Я дергаю веревочку и целых три пояса падают мне на голову. «Все на свои места! готовься покидать корабль!» Что это такое? серьезная опасность?

Нет. Это только маневр. Но этого вполне достаточно, чтобы напомнить, если вы это забыли, что корабль находится в открытом океане, на четырех тысячах метрах глубины, и что в один из ближайших вечеров можно легко очутиться в лодке, дрожа от холода и страха, так что зуб не будет попадать на зуб. Все бегут к лодкам: доктор, комиссар и толстая горничная, второй никак не удается надеть спасательный пояс. Командир кричит в мегафон: «на свои места! на корабле пожар!» и пожарные трубы начинают действовать во всю. Затем корабль поворачивается, так как его нужно вывести из сферы действия ветра.

Когда это случается на самом деле, — говорит пароходный служитель, — это бывает не так забавно. Я был на «Венеции», большом судне в десять тысяч тонн, груженном ромом и сахаром; мы находились в середине Мексиканского залива. В половине второго ночи дали знать, что в одном из трюмов показался огонь. Сейчас же начали действовать пожарные насосы. В продолжение трех часов трубы извергали целые потоки воды. Но когда сделали измерение, то оказалось, что трюм наполнился водою только на пятьдесят сантиметров. А огонь все распространялся. Стали давать сигналы о бедствии. В девяноста милях находился корабль «Чикаго». Тогда направились в его сторону. Но в машинном отделении произошел взрыв. Пришлось ожидать на месте. «Венеция» не шла ко дну, так как ни один лист обшивки не был поврежден. Горело внутри. В металлической обшивке образовался громадный костер, питаемый тюками сахара и боченками рома: получался великолепный пунш, уверяю вас! Растаявшим сахаром, как цементом были залиты все отверстия в трюме. К девяти часам утра курительная комната, гостиная и мачты на носу, объятые пламенем, обрушились в трюм. В одиннадцать часов корабль начал крениться; экипаж и пассажиры должны были его покинуть. Их подобрали только к вечеру.

Баск

— Знаком ли я с жизнью на золотоносных участках! — восклицает дон Пене. — Тогда не стоило бы и служить надсмотрщиком на золотых россыпях. Я знал все уловки негров. Какие это разбойники! До чего они мошенничают с самородками! Я следил за ними с утра до вечера, когда они перетряхивали золотой песок, стараясь воспользоваться малейшей оплошностью надсмотрщика. Вот один почесывает себе голову, — это значит, что он прячет в своих волосах самородок; другой почесывается в другом месте — наверно то же самое. Третий кашляет, и это оттого, что он проглотил самородок! Иногда роняют самородок с золотопромывательной машины, наступают на него ногой и, когда надсмотрщик отвернется, ударом ноги ловко отбрасывают его на несколько метров назад. Иногда также сообщник рабочего стреляет где-нибудь из ружья. Надсмотрщик смотрит в сторону, откуда раздался выстрел и тогда уже исчезает не один, а сорок или пятьдесят самородков.

— Но вы, видно, перепробовали разные профессии?

— Что поделать! Ведь уж сколько времени я скитаюсь! Я работал десять лет в Боливии, в Колумбии, в Экуадоре и скопил уже порядочную сумму — шестьдесят три тысячи франков. Приезжаю я в Гвиару и останавливаюсь в гостинице с деньгами в чемодане. Раз, вечером, я возвращаюсь домой и вижу, что чемодан открыт, а деньги исчезли. Оказывается, мой сосед уехал с моими сбережениями и из окна я видел дым увозившего его парохода. Ничего нельзя было сделать. Консульство для меня было закрыто — я считался тогда непокорившимся. Я забрал свои пожитки и отправился пешком в Каракас. Мне помогли прожить, некоторое время и, в конце-концов, я нашел место землемера в одной из копей на Западе. Мне дают вперед девятьсот боливаров, и я пускаюсь в путь к месту назначения. В дороге я получаю письмо, которым меня отзывают обратно. Оказалось, что копи заняты революционными бандами, пришлось возвращаться. Мне оставили выданную вперед сумму, и я купил на нее какао, чтобы продать его на Тринидаде. Но в тот момент, когда я собирался уже сесть на пароход, в пунте дель-Солдадо, появляется отряд революционеров и дочиста меня обирает.

— Я добрался до Тринидада без гроша в кармане. Там мне удалось получить место кассира в одном торговом доме, так как, к счастью, я не был слишком плохо одет. Я оставался несколько месяцев у Энрико- делла-С… и, если мне мало платили, зато я научился многим вещам, пригодившимся мне впоследствии. Сам хозяин посоветовал мне искать лучшее место, и я сел на пароход, который поднимается вверх по Ориноко до Сиудада-де-Боливара.

Там я явился к одному коммерсанту, который принял меня очень грубо, так как я не имел при себе удостоверения личности, и он счел меня за беглого из Кайенны. К счастью, мне удалось получить мои бумаги и, несколько недель спустя, я снова пошел к этому господину. При виде моих бумаг он смягчился и предложил мне работу.