Где правда, там и ложь - [46]

Хотя было рождество, обе другие постели не пустовали, на них хрипели две примерно столетние дамы, одна с воспалением лёгких и катетером в мочевом пузыре, другая без конкретного диагноза. Я подозревала, что её семья просто сплавила её на рождество, потому что у неё была парочка качеств, которые наверняка не упрощали пребывание с ней под одной крышей. К примеру, она громко кричала посреди ночи, а днём по сто раз за час повторяла: «Ах, ах, ах, да».

Женщину с воспалением лёгких часто посещали её родные, приходили её сын и дочь и приводили с собой пятилетнюю правнучку по имени Шолиен. Я в какой-то момент чуть не спросила, как это пишется по буквам, но потом вспомнила, что недавно видела объявление о дне рождения «Мониек Айлиен», и сочла за лучшее промолчать. Шолиен была одной из тех детей, про которых думают, что таких не бывает. Она могла постоянно сосать леденцы и запивать их лимонадом. И от своих бабушки и дедушки, то есть детей моей соседки по палате, она училась прекрасному немецкому.

– Шолиен, абними беднаю баббушку. Она такая ббольная.

– Шолиен, пакажы баббушке твою новую егрушку. Гля, баббушка, тут есть даже интернет.

И мой абсолютный фаворит:

– Давай, Шолиен, пакормим бедную баббушку. Не, не вилкой, это ж суп.

– Ах, ах, ах, да, – сказала женщина с постели у окна.

Я хотела домой. Но мне было нельзя, потому что мой бронхит перешёл в воспаление лёгких, и мне назначили капельницу с антибиотиком минимум на десять (десять!) дней, из-за чего я должна была оставаться в постели. Моя сестра очень мне сочувствовала, они с Ронни приходили каждый день, кормили меня фруктами и обеспечивали книгами, а также айподом с кучей записанных на него аудиокниг и бодрящей музыкой. Они и ах-ах-ах-да-женщину кормили фруктами, она потом плакала от умиления, и прабабушка Шолиен тоже иногда получала виноград и мандарины, это было приятным разнообразием после настойки, которую её дочь вливала в неё столовыми ложками. «Чтобы ты сновва фстала на ноги, баббушка».

Из Ганновера приехали мои родители. Они привезли мне кучу пижам и ночных рубашек, витаминный сок и мандолину. Мандолине я не очень обрадовалась.

– Мы подумали, это на тот случай, если ты захочешь отвлечься, – сказала мама, а отец добавил:

– Ты же знаешь, музыка полезна для гигиены души.

– С книгами оказалось всё не так просто, – сказала мать и вздохнула. – Почти в каждой книге, которую я брала в руки в книжном магазине, речь шла о юной вдове, которая пребывает в трауре из-за смерти мужа, но потом находит себе нового мужчину. Мне это казалось чистой издёвкой. Но в книгах, где не было вдовы, непременно шла речь о любви!

– Я хотел привезти тебе много кровавых триллеров, но твоя мать сказала, что в данный момент это может навести тебя на глупые мысли. – Отец похлопал меня по руке. – Поэтому мы посоветовались с продавщицей. Она нам порекомендовала вот эту.

– «Я тут всего лишь кошка?»

– Да, там речь идёт о кошке – и никакой любовной истории.

– Ага. Очень осмотрительно. Еда готова.

– Книга рецептов. Никакой любви.

– «Беспричинно счастлива»?

Моя мать кивнула.

– Да, это скорее нечто эзотерическое. То есть там речи идёт о том, что можно быть счастливой, даже находясь не в самой лучшей фазе. Понимаешь?

– Да, именно что беспричинно счастливой! – сказала я и прочла текст на суперобложке. Может, мне тоже стоит заняться сочинительством книг, надо глянуть, свободны ли ещё другие названия, например, «беспричинно замужем» или «беспричинно здорова». Это будут точно мегабестселлеры.

На четвёртую ночь моего пребывания в больнице я наконец прозрела. До меня дошла пара фундаментальных истин. Первое: даже если ты себя чувствуешь преотвратительно, тебе может стать ещё хуже. Второе: Карл умер и никогда не вернётся. Третье: в больнице никто ночью не спит, кроме тех, кто храпит, причём так громко, что больше никто спать не может.

На следующий день я взялась за мандолину. Мои соседки были в восторге (одна заснула, вторая заплакала от умиления), а у двери собралась парочка пациентов из соседних палат. В последующие дни меня каждые два часа заставляли что-то играть, на концерты приходило много слушателей, даже медсёстры и врачи охотно заглядывали к нам в палату 311. Особенно нравились людям меланхоличные русские мелодии, где ямщик гнал лошадей по широкой степи, а среди долины ровныя рос высокий дуб (не беспокойтесь, я не пела, а только играла на мандолине, текст, так сказать, вплетался в ткань мелодии).

Я не могла играть долго, потому что рука под капельницей начинала гореть, опухать и болеть, но глубокий сон моей соседки после одного из концертов компенсировал мне это побочное действие музыки. Потому что её семья заглянула в дверь и прошептала: «Баббушка спит сном праведников, смотри, Шолиен, давай лучше придём завтра».

На седьмой день меня навестил аптекарь. Он сказал, что один его друг лежит в хирургическом отделении, и раз уж он здесь, то он заодно пришёл и ко мне.

Я искренне обрадовалась ему, пожалев на секунду, что у меня немытые волосы, но потом подумала, что в прошлый раз я в любом случае выглядела ещё хуже, и вдобавок с собачьими какашками на туфлях.