Где ночуют боги - [5]

Миша, напротив, становился все мрачнее и собраннее. Под конец полета он вообще закрыл глаза и только шевелил губами, и Антон даже засмеялся, глядя на него, и подумал, что Миша похож на ваххабита. В свой главный в жизни час – предсмертный.

Когда садились, Антон поаплодировал пожелавшему остаться инкогнито пилоту, а Миша Минке снова ткнул его в бок локтем и сказал шепотом, чтобы с этой минуты Антон думал, что делает, и особенно что говорит.

Сошли по трапу. Снова сели в машину: тоже черный джип, тоже без номеров. Потом джип долго, через смешанный лес, вез их. Приехали к забору, на котором висела скромная табличка: «Бочаров ручей. Въезд по разрешениям».

Разрешение у водителя было. Въехали на территорию, опрятно озелененную. Крепкий мужчина с ямочкой на подбородке и трезвыми глазами встретил их и повел в глубь территории.

По дороге Миша Минке сдавленно изрек:

– Красиво тут у вас.

На что мужчина с трезвыми глазами сказал:

– Еще как.

Пришли к мрачноватому особняку в стиле дома Штирлица. Прошли внутрь, оказались в зале с камином. Утонули в мягких креслах. Антон закурил и стал искать пепельницу, несмотря на протесты Миши Минке.

Антону уже было ясно, что заказчик – крупный производитель, а с ними Антон привык держаться раскованно, нагло. Это не было опасно, напротив, именно это и было безопасней всего, потому что сразу создавало дистанцию и уважение. Креативному человеку вообще-то очень трудно вызвать у крупного производителя к себе уважение. Потому что креативный в любом случае на такие встречи приходит за авансом, а уважать того, кто пришел за авансом, не за что тому, кто принес аванс. Только наглостью и цинизмом плюс врожденным чувством стиля можно пытаться это положение вещей исправить, и у Рампо это всегда получалось.

Он прикинул, крупный производитель чего может обитать в Сочи. Антон Рампо в Сочи бывал только один раз в детстве с родителями и запомнил только, что в море он постоянно мочился, потому что папа ему сказал:

– Писай в море, Антош, все так делают, все равно оно Черное и никто не увидит.

Еще про Черное море Антон помнил, что тогда, в детстве, было очень больно заходить в море, потому что вход в воду устилали груды острых камней, накиданных как будто специально для перелома пальцев ног входящих. Вот и все, что Антон помнил про море и Сочи. И Антон стал размышлять, что же, исходя из того, что он помнит про Сочи, выгодно было бы производить здесь, чтобы стать крупным производителем. Может быть, жидкость, применяемую в бассейнах, которая из бесцветной становится синей, если кто-то мочится в воду? В этом случае, заключил Антон, море стало бы Синим. «Синее море» неплохо звучит, как из сказки Пушкина, но кто станет производить такую жидкость, да и зачем? Пусть люди писают в Черное море, в конце концов, это традиция. А любой концептолог знает, что проще опираться на уже сложившиеся традиции, чем создавать новые, потому что создавать новые традиции – это очень затратно. Затем Антон предположил, что большим спросом пользовалась бы специальная обувь для входа в воду по острым камням. Антон попытался представить, что это может быть за обувь; получилось нечто вроде ботинок для горных лыж, но они тяжелые, входить в них в воду будет комфортно, но можно утонуть. Тогда Антон вспомнил деревянные башмаки, которые носили в средневековой Европе. Это было бы стильно, к тому же безопасно, ведь дерево не тонет. То есть башмаки помогают войти в воду, а потом еще и держат на воде. Неплохо. Но потом Антон понял, что ноги в деревянных башмаках будут стремиться вверх, тем самым опуская голову вниз. И тут выходом будет либо сбрасывать башмаки в воде, чтобы жить и дышать, башмаки при этом уплывут, а при выходе из воды беззащитными ногами последние будут поломаны. Либо можно уравновесить головную часть тела за счет аналогичной деревянной детали. Но какой? Деревянная шапка могла бы решить проблему равновесия головы и ног плюс повысила бы еще на порядок безопасность на воде. Даже при желании утонуть в деревянной шапке непросто. Но полностью отсекаются дайверы, ведь дерево не тонет, следовательно, не ныряет. С другой стороны, какие перспективы у дайвинга в Черном море? На кого в нем смотреть? Нет коралловых рифов, нет пучеглазых мурен, нет рыбок: желтых, зеленых, лиловых, ярких, как кошмар алкоголика. Есть только сельдь и течения синего цвета, если применять жидкость против писанья в воду.

На этом месте рассуждений Антона дверь в зал, в котором сидели Антон Рампо и Миша Минке, вдруг распахнулась. В дверь вошел Путин.

В голове у многих людей нет царя. Отсюда проблемы. Хорошо, когда царь есть. Боже, Царя храни. Так Антон вдруг подумал, когда увидел Путина. Сказался коньяк. Еще Антон подумал, что каждому человеку на самом деле лестно и радостно увидеть живого царя. Даже самый махровый либерал, анархист и демократическая сволочь – любой человек рад и горд, если перед ним царь. Не перед каждым царь покажется. Когда прошла гордость, Антону Рампо сразу стало понятно, что перед ним не крупный производитель из Сочи, и даже не крупный производитель из Тюмени, и вообще не производитель. Антон был настроен держаться цинично и свысока, но с Путиным это было бы как-то оголтело, неправильно. Нужно было какое-то время, чтобы найти альтернативный настрой.