В конце ноября 1941 года на Безымянке было очень холодно. Самарка покрылась льдом, ветер гнал снежную крошку через замерзшую реку дальше через рельсы, где снег таял от слабого тепла сотни тысяч тел, от сухого пара машин и редких костров. Поезда выкидывали из покрытых инеем вагонов новых зэков, продрогших в пути, и те мгновенно смешивались с прежними, рывшими землю, согревавшими ладони дыханьем, идущими плотными колоннами, без надежды и цели. В промерзших котлованах крутились маленькие вихри снежной пыли и уносились вверх, где стальные балки строек отдирали от тела плоть при малейшем прикосновении. Ветер свистел, обтекая трубу Безымянской ТЭЦ, и, слетая вниз, пробирал вохровцев через шинели, заставлял их поднимать воротники и тушил спички, поднесенные к папиросам. Их сторожевые собаки устали стоять, скулили и поджимали хвосты, но на землю сесть боялись. Влажный воздух делал мороз нестерпимым, и даже видевшие зиму в сибирских лагерях бойцы НКВД не знали, чем спастись. Но и на этом ветер не останавливался, раскачивая тяжелую колючую проволоку, он перелетал через лагерные заборы, и его ледяные сквозняки проникали в щели штабов разных отделов, побеждая огонь печек и превращая чернила в лед.
Потом ветер затих. Зэкам, вольнонаемным, бригадирам, вохрам, врачам, водителям, поварам, инженерам, энкавэдэшникам, начальникам штабов и районов удалось сделать короткий вдох, прежде чем Безымянка сделала выдох, и ветер полетел обратно тем же путем с еще большей силой, срывая с места и пригибая к земле все, что не могло ему сопротивляться.
Но двадцать девятого ноября после полудня стало еще холодней, и воздух проникал в горло, как бритва, а грязь превратилась в камень. «ГАЗ-61» ехал, подпрыгивая на обледеневшей колее, не давая задремать.
– Как в яму катишься…
– Точно, яма, иначе и не скажешь, товарищ лейтенант, – ответил молоденький водитель.
Иван Андреевич открыл глаза и увидел кривую изрытую дорогу, уходящую далеко вниз. Среди голых деревьев и присыпанной снегом земли мерещился лишай строек, проплешины бараков, от них шел дым и пар, окрашивая небо в серый. Издалека ничего этого не было видно, а только угадывалось, сливаясь с шумом в невыспавшейся голове.
– А города оттуда не видно…
– Забыл, как обращаться к старшему по званию?
– Виноват, товарищ лейтенант, – замолк водитель.
Дорога спустилась к Безымянке, и панорама исчезла. Мелькали деревья, одинаковые, как повторяющаяся фраза. Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант. В октябре с проверкой сюда приезжал сам Берия, и после его визита никаких серьезных проблем остаться было не должно. От простого лейтенанта Неверова требуется решение несложного дела. И если все пройдет быстро и деликатно, если виновные будут найдены и наказаны, если, еще лучше, виновных не окажется, в Москве Ивана Андреевича будет ждать звание старшего лейтенанта госбезопасности. Если Москва еще будет. Если кто-то наверху не послал его на обреченное дело, в место без лица и без имени, искать тех, кого больше нет.
Нет, надо просто поесть и поспать. Всю ночь в холодном вагоне, с утра ни чая, ни еды не предложили. Куйбышев. Три часа искали машину, водитель сопливый, лицо сытое, чей-то родственник, иначе б на фронте сейчас баранку крутил.
– Как зовут, рядовой?
– Сергей, товарищ лейтенант.
– Часто сюда ездишь?
– Приходится, товарищ лейтенант, то начальство в Куйбышев, то из Москвы специалисты, вот как вы, приезжают…
– Далеко еще?
– Почти приехали, вон за тем поворотом штаб, товарищ лейтенант.
Двухэтажное здание, обитое неокрашенными темными досками, снег истоптан, пахнет свиньями, держат подсобное хозяйство, куриный помет, за штабом железная дорога, кусты летом ее закрывают. Дверь штаба открылась, и на пороге показался человек. Лысый, небрит, но лицо свежее. Ему, должно быть, лет под пятьдесят, а выглядит моложе. На начальника лагеря не похож, наверное, зам.
– Осматриваешься, товарищ лейтенант? Проходи, что на морозе стоять. Павел Александрович в Куйбышеве, разминулись вы с ним. Я его заместитель Геннадий Аркадьевич Чернецов.
– Разрешите доложить, товарищ майор, лейтенант госбезопасности Иван Неверов прибыл в исправительно-трудовой лагерь для…
– Успеешь доложиться для чего, тепло уходит. – Во взгляде насмешка, или глаза блестят от мороза.
В темной прихожей на стуле спал мужчина средних лет без знаков отличия, не военный. От него густо пахло махоркой.
– Дел море, жену сейчас позову, пусть тебя расквартирует, не на один же день. Алла, товарищ из Москвы приехал, рассели лейтенанта, потом скажи Берензону, пусть ему расскажет, что надо. Вечером увидимся. Иван, правильно? Сережу у тебя забираю, на объект надо.
Глаза Ивана Неверова успели привыкнуть к полутьме прихожей, и серый свет из открытой двери неприятно резанул. Лейтенант ГБ часто заморгал и потер глаза кулаком. Неопознанный охранник даже не пошевелился.
– Спать хотите, не выспались в дороге, – заговорила неслышно подошедшая жена зама. – Вот сюда проходите, от двери подальше, хлопает, не уснешь, да тут и поезда все время ходят, с непривычки тяжело. Потом привыкаешь, ко всему привыкаешь.
