Где найдешь, где потеряешь… - [20]

«Только бы не проснулся», – подумала она, но злость от недавней стычки уже покинула ее.

Он проснулся. Прижался к ней и начал целовать в шею.

– Отстань, – Анфиса попыталась высвободиться из его объятий.

Но он еще сильнее прижал ее к себе. Она почувствовала, как бьется его сердце. Хотела вновь отодвинуться, но рука Андрея скользнула под халатик и нежным, давно знакомым ей движением погладила живот. Неожиданно Анфису захватила нежность к мужу. Все обиды отлетели куда-то. Это

волна будто смыла все раздоры и недоразумения. Его рука скользнула ниже.

– Анфисочка, женушка моя, – прошептал Андрей и поцеловал ее в губы. Анфиса машинально погладила его по спине и бедрам. Он был совершенно обнажен.

«Значит, все-таки ждал меня», – подумала она, и эта мысль ей была уже приятна.

Она чувствовала, как сильно билось от возбуждения его сердце, его рука скользнула у нее между ног. Анфиса почувствовала знакомую сладкую боль желания. Разум ее еще сопротивлялся, но тело…. Оно предательски потянулось к Андрею, и все воздвигнутые ею дневные преграды ночью рухнули…

Бурные ночные ласки незаметно для обоих сменились покоем, перейдя в глубокий сон. Спала она хорошо. Крепко спала. И во сне ее не мучило ничего.

* * *

Проснулась Анфиса рано. Голова была ясной. Даже после такого дня, как вчерашний, и после такой ночи.

«Сексотерапия», – усмехнулась она про себя. Потянулась в постели и услышала голос Андрея, о чем-то беседующего с тетушкой на кухне.

«Зачем? – подумала она, вспоминая не без некоторого удовольствия прошедшую ночь. – Разбитую чашку навряд ли склеишь… А, ладно. Что было, то было… Да и какая разница – ночью больше, ночью меньше…» Странное чувство, которое охватывало Анфису каждый раз во время ночных ласк, озадачивало ее. Все вроде было нормально, и это чувство… Сначала она никак не могла найти ему определение, и только однажды, где-то в подсознании промелькнула мысль – как будто принадлежишь не ему, а другому мужчине.

Анфиса покопалась в постели, нашла в ногах свой скомканный халатик. Встряхнув его, надела и вышла.

Ее нос уловил аппетитный запах блинов.

– А вот и моя женушка, – произнес Андрей каким-то елейным заискивающим голосом и чмокнул ее в щеку. – Доброе утро, соня.

– Доброе утро, – сказала Анфиса сразу всем.

– А я жду тебя не дождусь. Мне же уезжать пора, – продолжал Андрей, сжимая ее в объятиях.

– Ну и уезжай, – равнодушно ответила Анфиса, высвобождаясь из его объятий.

– Хорошо, – по тону было видно, что Андрей обиделся. – Если я правильно понял, ты со мной не поедешь…

Анфиса согласно кивнула головой и отщипнула кусочек горячего блина, только что снятого тетей Машей с пышущей жаром сковородки.

– Хорошо, – повторил он. – отдохни здесь.Приди в себя. Может, тогда сможешь понять, что теряешь. Я же тебя два года на руках носил… Ну кто, кто тебя еще так любить будет? Ну объясните хоть вы ей, тетя Маша… – обратился он к тетушке за помощью.

Но тетя Маша сделала вид, что настолько увлечена своим занятием, что не расслышала его.

– Ну, завел, – Анфиса повернулась, чтобы уйти. Ей было неудобно выяснять отношения с мужем перед тетей.

– Подожди, – Андрей поймал ее за полу халатика. – Я не хотел тебя будить… Но теперь мне действительно пора.

– Так в чем дело? Дверь открыта.

– Сережки сними.

– Что? – Анфиса сначала не поняла, о чем речь.

– Сережки, – настойчиво повторил Андрей.

– Ах да, – наконец Анфиса догадалась, в чем дело. Колье и кольца она сбросила ночью в пепельницу. Их он, конечно, уже спрятал. А вот сережки… Они так и остались в ушах, и Андрей теперь требовал свою драгоценность обратно.

Щелкнув застежками, она вложила серьги в его руку.

– На, держи свое имущество, – тон ее был ироничен. Но Андрей его не заметил. Или не желал замечать. Быстро собравшись и простившись, он уехал.

– Господи, думала, помиритесь, – вздохнула тетя Маша, когда за Андреем захлопнулась дверь. – Ан нет, вижу.

– Нет.

– Не стерпится у вас, не слюбится. Ладно, ушла я, Анфисочка, нянькаться. А ты кушай здесь блины, пока горяченькие. Его-то я уже накормила…

Анфиса, не умываясь, села на стул и, положив сметаны, опустила в нее горячий блин. Она соскучилась по блинам. У самой у нее они не получались такие вкусные. То тесто было слишком густым, то слишком жидким. И выходили у нее вместо таких,

как у тетушки, кругленьких, тоненьких в дырочках блинов какие-то непотребные уродцы – безвкусные и перенедожаренные.

Наевшись и перемыв посуду, Анфиса стала убирать постель. Подняла одеяло. Под ним лежали несколько стодолларовых купюр и записка: «Тебе на жизнь, дорогая. Андрей».

«Идиот», – подумала Анфиса.

Она вновь мыслями вернулась к Антону, Анне Максимовне, к Роману Семеновичу и к вечному русскому вопросу «Что делать?». Действительно, что же делать дальше? Первое желание было – оставить все как есть. Не ее это дело. Свой долг отзывчивого к чужим горестям человека она выполнила. Отсидела в «каталажке», грохнулась в обморок, едва не была сожрана умной и проницательной кавказской овчаркой. Чего еще от нее требовать?

Но в памяти вновь и вновь возникал мальчик – Антон, каким она знала его. Представлялась сгорбленная его мать. И колдун со своим маятником лез в голову.