Где место России в истории? - [65]

Но не из одних же богатеев состояло, помилуйте, двинское общество. И едва ли можно было ожидать в нем празднования по поводу «развития буржуазных отношений». Скорее уж радовались крестьяне реформе потому, что впервые давала она им возможность «судиться меж собою» и распределять налоги «меж собя... по животам и по промыслам».Вот доказательство в пользу моей интерпретации. Почти столетие спустя, на Земском соборе 1642 года, когда царь Михаил спрашивал, следует ли воевать с турками за Азов, представители Рязани, Тулы, Коломны, Мещеры, Алексина, Серпухова, Калуги и Ярославля, отвечали, что отдавать Азов не след, но прежде, чем воевать, надо бы вспомнить, что «разорены мы, пуще турских и татарских басурманов от неправд и неправедных воеводских судов».

И самое интересное, вспомнили, что «при прежних государях посадские люди судились меж собою. Воевод в городах не было, воеводы посыланы были в украинские (т.е. окраинные) города для бережения от тех же турских, крымских и ногайских татар». Все перепутала бедная народная память: не было такого «при прежних государях», чтобы судились посадские люди «меж собою», было – лишь в краткий миг при одной из реформ эпохи ЕС. Но глубоко, как видим, запало это в благодарную память народа, преобразовавшись в ней в такую мощную легенду, что даже кровавая опричнина ее не заглушила (нас не должно удивлять отсутствие среди жалобщиков крестьянских голосов: в 1640-е крестьяне в России давно уже были «мертвы в законе» и в Земских соборах не участвовали).

Тем не менее, так и хочется сказать: не зря старались реформаторы эпохи ЕС. Если бы только не старались, как мы еще увидим, замолчать их дело историки, и в наши дни помнили бы. Сейчас лишь один пример. Рецензент упрекнул меня... в фальсификации истории. Неправомерно, мол, распространяю я, как, впрочем, и шестидесятники, двинские реформы на всю территорию страны. Правомерно ли, однако, предположить, что все царские грамоты и даже царский указ, обнаруженные в двинских архивах шестидесятниками, изданы были лишь для ОДНОГО, отдельно взятого уезда? Или что представители десятка городов вспоминали в 1642 (!) году о событиях на далекой от них Двине в 1556? Не более ли резонно предположить, что в других местах просто не нашли этих грамот? Но это так, курьез, чтобы читатель не забывал, каково мне порою приходится. Вернемся, однако, к нашему социально- политическому анализу.

ДВЕ КОАЛИЦИИ

Итак, я говорил, что именно открытый шестидесятниками исторический диспут между помещиками и крестьянской предбуржуазией, именно борьба за землю была ядром политической борьбы в России в эпоху ЕС. И уже слышу возражение: обе эти конкурирующие социальные силы были едва заметны на московской политической авансцене, где схватились вовсе не они, а совсем другие конкуренты - боярство и церковь.

На самом деле все три измерения борьбы – социальное, экономическое, идейное - переплелись в тогдашней Москве теснейшим образом. Это, собственно, и составляет основную сложность анализа той эпохи. Кто стоял с кем? Кто представлял кого? Чьи интересы совпадали и чьи расходились? И в чем эти интересы состояли?

Чтоб упростить разматывание этого запутанного клубка, попытаемся сгруппировать персонажей московской исторической драмы по главному признаку: КАКАЯ ВЛАСТЬ БЫЛА ИМ НУЖНА? За что они выступали - за ограничение царской власти или за ее неограниченность, произвол, одним словом самодержавие? Иначе говоря, кто из них стоял за политическую модернизацию страны, а кто – против? Ибо, что есть политическая модернизация? Если отвлечься на минуту от всех ее институциониальных сложностей вроде независимого суда или честных выборов, разве не сводится в конечном счете смысл политической модернизации к ГАРАНТИЯМ ОТ ПРОИЗВОЛА ВЛАСТИ?

Именно поэтому и была, скажем, борьба английских баронов за свою корпоративную независимость, которая привела к рождению в 1215 году Хартии вольностей, в то же время и борьбой за политическую модернизацию страны. Важно здесь для нас одно: тогдашняя русская аристократия, боярство, боролась за свою корпоративную независимость, точно так же, как и английские бароны. И что еще более интересно, в эпоху ЕС добилось оно того же результата, что и его коллеги в Англии. Я имею в виду опять-таки знаменитый пункт 98 Судебника 1550 года, превративший царя, как мы уже упоминали, в «председателя думской коллегии», по выражению знаменитого правоведа проф. В.И.Сергеевича.

Сейчас заметим лишь, что интересы боярства, по определению защищавшего свои наследственные привилегии, а значит и социальные ограничения власти, во всяком случае не противоречили интересам крестьянской предбуржуазии, точно так же по определению защищавшей экономические ограничения власти.

Н.Е. Носов отважился пойти даже дальше. Говоря о боярстве, он утверждает, что "объективно в силу своего экономического положения, как сословия крупных земельных собственников, оно было менее заинтересовано и в массовом захвате черносошных земель, и в государственном закрепощении крестьянства, чем мелкое и среднепоместное дворянство, а следовательно, и менее нуждалось в укреплении военно-бюрократического самодержавного строя».