Газета Завтра 993 (50 2012) - [34]

Он каждый год участвовал в захватнических войнах Франции: и в Италии, и в Египте, и других странах. А придя к власти, сам организовывал эти захваты. Например, захватил Голландию, наложил на неё огромную контрибуцию в 100 млн. гульденов, плюс 80 млн. гульденов на содержание французской армии, а затем вообще объявил её территорию наносом французских рек и включил государство Нидерланды в состав Франции на правах провинции. Ни больше, ни меньше. 

Но Сафонов и Уваров, авторы-исполнители заказа, дают совсем другое объяснение: "Его целью было создание гражданского общества и "Федеративной империи Европы" на началах единого свода законов, единиц мер и весов, валюты, без таможенных барьеров, но с сохранением национальных монархий". 

Как будто и не было насаждённых на многие европейские троны многочисленных родственников Наполеона, "из грязи — в князи". Как будто, вторгшись в Россию, он дал русским крестьянам, хотя бы по примеру французских, "землю и волю". Как будто не по его приказу за изъятые для пропитания Великой армии хлеб и скот рассчитывались с русскими крестьянами фальшивыми ассигнациями, а потом начали просто отбирать нужное силой. Как будто не было вместо норм Гражданского кодекса обгорелых печных труб и трупов мужчин, да ещё изнасилованных, и всё-равно убитых молодых женщин по всему пути отступления Великой армии: в Москве, Калужской, Смоленской и более западных губерниях России...

Очень верное объяснение вечному стремлению Наполеона к войнам дал участник тех событий генерал Роберт Вильсон: "Он сам (Наполеон. — авт.) вполне осознавал (а теперь это уразумел и весь свет), что не может властвовать без войны. Состояние мира  было  несовместимо с его политическим существованием, оно разрушало добытое мечом господство, каковые один только меч и мог поддерживать. Только так можно было бороться с нападками роялистов, интригами доктринёров и заговорами республиканцев, ибо состояние мира придало бы всем им необоримые жизненные силы".

Сама сущность власти Наполеона, получившая название "бонапартизма", предполагала арбитраж и компромисс между классами буржуазного, капиталистического государства, что требовало постоянного и значительного притока ресурсов извне. Французские колонии начала XIX века подобного притока, в отличие от британских, обеспечить не могли: отсюда постоянные "наполеоновские войны", сотрясавшие Европу на протяжении почти полутора десятилетий.

Не питали по данному поводу никаких иллюзий и в Санкт-Петербурге. Широко известны слова, сказанные Александром I французскому послу в России герцогу Арману де Коленкуру: "Если жребий оружия решит дело против меня, то я скорее отступлю на Камчатку, чем уступлю свои губернии и подпишу в своей столице договоры, которые являются только передышкой". 

Сафонов и Уваров походя дают уничижительные характеристики полководцам русской армии Багратиону, Барклаю де Толли и, особенно, Кутузову. Тому самому, который разгромил восхваляемых авторами французских генералов. 

Некоторые их пассажи напоминают прямой перевод с французского указующего текста: "Командный состав наполеоновской армии был, безусловно, лучшим в мире на то время. Командование Великой армии было полностью укомплектовано талантами, включая наиболее выдающиеся, как маршал Даву. Наполеон оставался первым полководцем в мире, и попытки сместить его с этого трона, не удались ни в 1813, ни в 1814(?), ни даже в 1815 году"(?!). Ну, не может русский человек написать так о русской армии, отстоявшей Отечество: "Для офицеров солдаты-крепостные являлись не более чем боевым скотом. Вопрос о том, откуда в такой армии могла взяться столь высокая боеспособность, относится к величайшим тайнам "загадочной русской души", на который сами русские не знают ответа"(?!). 

И об иностранцах, подмятых Наполеоном, россиянин тоже так не напишет: "Все прочие представляли собой в лучшем случае потенциальных дезертиров (пруссаки и австрийцы), в худшем мародёров (немецкие части, особенно вестфальцы), в самом крайнем — перебежчиков на вражескую сторону (испанцы и португальцы)". Так может писать только французский ультранационалист, до сих пор боготворящий Наполеона. Российским же историкам известно, что пленных испанцев и португальцев сразу отсортировывали для отправки на родину в отряды сопротивления диктатуре Наполеона. Желающих пленных немцев включали в 1812 году в русский егерский отряд Кайсарова, а в начале 1813 года образовали и немецкий легион Фигнера. Пруссаков и австрийцев тоже склонили-таки, общими усилиями войск, самого Кутузова и императора Александра I, к союзу с Россией в первой половине 1813 года.

Слово "Березина" для Франции с 1812 года, как признают сами французы, является синонимом полной и окончательной катастрофы. Но наши авторы-исполнители трактуют ситуацию совсем иначе: "Французская армия должна была погибнуть. Но в результате несогласованности и нерешительности действий трех русских командующих и благодаря искусству самого Наполеона, проявившего энергию в критических обстоятельствах, маневр на окружение сорвался.

Воспользовавшись тем, что армии Витгенштейна и Кутузова не успели замкнуть кольцо окружения, Наполеон обманным маневром дезориентировал Чичагова и переправил армию через Березину не там, где его подстерегал адмирал. Ведя тяжелые арьергардные бои, Наполеон сумел оторваться от Чичагова и подоспевшего Витгенштейна и ушел в Вильно.