Газета Завтра 949 (4 2012) - [58]

Так же и о религии — кого только не упоминает Алексей Алексеевич в своих стихах: и Вакха, и Христа, и Будду. Предлагавший столько различных путей читателю автор — чем он докажет, что очередная страстно воспетая им идея — не новое романтическое заблуждение, одно из? Разве что смертью за неё...

В стихах Широпаева постоянно идёт перекличка времён, присутствуют несколько реальностей, которые пронизывают друг друга, объединённые Русским смыслом, который и арийский, и нордический. Солнце Гипербореи в ночах промзон, трава Арьяварты на Куликовом поле. Европейская, и ещё шире — арийская цивилизация для поэта едина. Поэтому для него «незыблемы Рюрик и фюрер в ряду воплощений Руси». Широпаев исследует эти воплощения расы, как культурные слои, как эволюцию вида. Но он не бесстрастный учёный. Скорее, алхимик, который упивается своими фантазиями не менее, чем правдой. Конечно, все люди живут в своих мифах, словно в параллельных мирах, где одно и то же событие воспринимается по-разному. Особенно сейчас, когда на общество обрушилась масса новой информации не только о религиях, но и о исторических событиях, породив литературные сюжеты, далёкие от официозного взгляда: «Туман слепых атак, / Незрячая победа. / Мой дед берет Рейхстаг, / А я стреляю в деда...»

Оказалось, что истинные ценности не обязательно освящены пропагандой с телеэкрана, есть много иных правд, и, возможно, Россия проиграла, выиграв войну, победу в которой присвоили чужаки. Пирровы победы великой Державы?

«Рубахой из сатина / По праздникам тряси... / „За взятие Берлина?“ / „За взятие Руси!“»

Когда глядишь на смуглые лица новых жителей Москвы, не желающих ассимилироваться и навязывающих свои взгляды титульной нации, поневоле задумываешься, за что воевали и гибли наши предки...

Историю творит народ, но что значит он без ярких сильных личностей, определяющих пути развития государства? Широпаеву интересны лидеры, вожди. И даже безымянный партизан в «Лесном царе», обращается прямо к маршалу Советской страны, как равный: "Я дрожащие руки/ не горазд поднимать,/ торжествующий Жуков,/ погоди ликовать/Напевая "Хорст Вессель"/выхожу на тропу/коммуниста повесил/на высоком дубу«. Ряд строк и стихотворений посвящены Гитлеру, скорее как исчезнувшей возможности спасти Русь от интернациональной массы. Вот он, непохожий на образ из фильмов, задушевный, немного смешной и близкий русскому мужику как соплеменник и единоверец, в поэме «Странник»: «На дрын опираясь, в простой телогрейке, / Идет по России калика Адольф.. ./ Он снова свободен. Свобода — дорога. / Он снова художник. Он принял как дар / Судьбу в сумасшедшей манере Ван Гога / И мир необъятный, как атомный шар». Это гораздо интереснее пафосного, в привычной манере ультраправых поэтов: «летит денница — русский Гитлер на Запад, тлеющий едва».

Но меня особенно впечатляет стихотворение «Унгерн», где ритм строф передаёт стремительное движение армии, напор энергии мятежа, сокрушающий декорации мегаполиса. Могучий порыв степного ветра с горьковато-пряным ароматом трав врывается в комнату читателя. Послушайте: «Буряты, монголы, казаки — /На запад, на запад, на запад, / Туда, где сверкает столица, / Легенда, как туча, стремится. / На офисы, факсы и пластик — / Мистерия шашек и свастик. / Смотрите: на банковских стенах / Пульсирует конская пена. / В ребристые ваши тоннели / Бураны степные влетели ,/ И рушит компьютеров недра / Империя бронзы и ветра».

Душа поэта словно переживает множество перерождений, оттого картины, которые он рисует, так зримы. Он хмельной скальд на палубе дракара, он лихой бандеровец, насвистывающий «Хорст Вессель», колонизатор, контрреволюционер...

Есть поэты хаоса и есть поэты космоса. Одни разрушают и смешивают обломки, расшвыривая их в пустоте. Другие строят. Упорядочивают, упрочивают осмысленность Вселенной. Как «несгибаемый пастырь,/Блюститель Порядка и Меры» Алексей Широпаев сквозь каменные глыбы и пласты исторической информации пытается найти следы первичной ясности и определенности русской судьбы. В стихах много слов, так или иначе относящихся к земной тверди. Путь под землёй и выход из-под неё встречается не раз. Это напоминает о древних легендах, где герой зачастую вынужден спуститься в подземный мир, чтобы вернуться на белый свет преображенным. То, что называют инициацией. Американский исследователь Джозеф Кэмпбелл пишет: «Хотя дорога мифологического героя может проходить по земле, она всегда ведет внутрь — в глубины, где преодолевается подспудное сопротивление, и возрождаются давно утерянные, забытые силы, необходимые для преобразования мира». Эти силы для поэта — в духе и прахе предков. Преемственность поколений, чей проводник — родная земля, чётко озвучена и в стихотворении «Террорист»: «Спят в курганах Великие Асы. / Но жива эстафета огня. / Из курганов глухие приказы / День и ночь настигают меня... / Я — слепое орудие Расы. / Я заброшен в народные массы».

Истинно русское как будто ушло в тень: в глубины земли и воды, под пласты пород. Его надо вызвать из подсознания. Хтонь заявляет свои права. Почвенные недра, таинственные глубины прапамяти скрывают загадочных забытых сущностей, бывших частью арийской души, её дремлющие энергии. «Ящер, Ящер багряноокий! / Бог — мерцающий Крокодил! / Дай нам, Ящер, простор широкий, / Совмещение крайних сил! / Ты вдохни, попалив кого-то, / В нас полярных зарниц огни, / Дай нам северный ветер, воды, / Что свободе вовек сродни!»