Газета Завтра 908 (15 2011) - [33]

Роббинс — хорошо, но мне близка не та Америка.

Америку настоящую, как ни странно, показал мне Джордж Баланчин. Танцевали его "Темы с вариациями" на музыку Чайковского. Я впервые видел Баланчина в исполнении тех, для кого балетмейстер придумывал танцы. И внезапно поймал себя на том, что бывший русский грузин — действительно американский хореограф! Он увидел в Америке то, что мы обычно склонны не замечать в нашей ослепительно-нервной неприязни к США.

Полно, разрешим конфликт: Баланчин создавал искусство для совсем другой страны, она даже называлась иначе: САСШ. Полегчало?

А раз отпустило, то всмотримся в "Тему с вариациями". Что мы видим? Что Баланчин ухватил самую суть англо-саксонской культуры, плотью от плоти которой являются Штаты, что ни говорили бы нам о мультикультурализме, которого нет. Есть настоящий командный дух, тезис о "честной игре" и кодекс "спортивного поведения". Кордебалет, на мой взгляд, выглядел великолепно именно потому, что на сцене работала команда. При таком подходе солистам нужно лишь не завалить свои выходы. Они и не завалили. Пусть Холберг и не поразил, а Мерфи оставила кое-какие вопросы — всё выглядело в высшей степени пристойно. "Тема с вариациями" оказалась лучшим произведением вечера. Не единственно потому, что "смотрелась". Балет оказался способен разбить стереотип об "американском индивидуализме". Который, безусловно, есть, но называется частной инициативой. И базируется на том, о чем писал в своих потрясающих книгах Киплинг.

Смог ли Баланчин изменить что-то в зрительском восприятии Америки, я не знаю: я ведь тоже особо ничего не менял, ибо Киплинг с его идеалом казармы является одним из моих самых любимых писателей.

Полной противоположностью Баланчину стал Алексей Ратманский, нынешний руководитель АВТ. Его "Семь сонат", поставленные на музыку Доменико Скарлатти, оказались лишь внешне похожими на неоклассику самого основоположника стиля.

К сожалению, творение Ратманского нужно признать бессмысленным. Дело не в том, что он не рассказал историю — смысла нет в самом факте существования короткого танцевального упражнения.

Я отнюдь не отношу себя к принципиальным противникам Ратманского, хотя готов пересмотреть свою позицию. Бывший худрук Большого балета подсуден хотя бы потому, что совершает "преступление против культуры". Тем более опасное, что маскируется ее формальными признаками.

Коротко, о чём критикуемый балет? Видимо, о разных взаимоотношениях разных любовных пар. Решено это "любовное настроение" вполне плавно (околобалет в таких случаях говорит о кантилене), не без сладкой красивости. Вот только разных характеров, что подчеркивалось бы различием хореографического рисунка, у Ратманского нет. Ну, да ладно с мастерством и изобретательностью — давайте возьмемся за основу: а нужны ли балету человеческие индивидуальности персонажей? На мой взгляд, подтверждённый сопоставлением Ратманского и Баланчина в пределах одного вечера, нет.

Георгий Мелитонович Баланчивадзе застал дворянскую культуру лично. Он почувствовал на себе особенности дворцового стиля поведения. "Тема с вариациями" говорит о том, что он жил в балете — дворцовом, дворянском, аристократическом. Кто такой аристократ? Грубый воин, внешне изнеженный лишь до тех пор, пока не пришла пора вцепиться в глотку врагу. Чтобы потом вновь разойтись с ним с учтивостью равных. Дворянин — это человек, который превозмог свой индивидуализм ради церемониала в целях видового самосохранения. Дворянин был дик и буен, когда война позволяла воевать дико и буйно, и он же стал дисциплинированным строевым офицером, когда война потребовала другие качества.

Баланчин ясно показал нам, что дворцовая культура не знает индивидуальности — последнюю придумала буржуазия, и я согласен в этом с Эрнстом Юнгером. Хореограф показал нам церемониальные отношения любви — и они оказались более убедительными, чем экзерсисы Ратманского. Даже музыку Баланчин взял такую, в которой явно присутствуют маршевые мотивы.

В общем, Баланчин показал, что истинный балет — искусство военных парадов, а вовсе не интеллигентских салонов.

Ратманскому не дано. Он не видел дворцов, он судит об аристократии по рассказам прислуги. Беда даже не в том, что он не мыслит ансамблями, беда, что он не может предположить, что мыслить в балете нужно только так, чтобы балет оставался явлением культуры.

На этом можно было бы и завершить заметки, не останься еще одно произведение, чью мировую премьеру увидели москвичи. Это "Тройка" Бенжамена Милльпье на музыку И.С. Баха. Знаменит хореограф тем, что дружит с Натали Портман и поставил для нее танцы в "Черном лебеде". А что у нас?

У нас три неплохих танцовщика станцевали странное произведение. Вот только не ждите, что я буду ругать танцующих. Никогда! Они выходят на сцену для того, чтобы их любили, а я сажусь в зале любить их. Разве вина балетных девочек и мальчиков в том, что между ними и зрителем становится порой хореограф и требует, чтобы любовь проходила в извращенной и особо циничной форме?

Всё это увидел я, автор данных строк. И поделился с вами, читатель, с солдатской прямотой.