Газета Завтра 827 (39/2009) - [28]

Скажем, когда я пытаюсь расширить пространство русской литературы за счет талантливых новых почвенников, за счет державных авангардистов и так далее, с разных сторон на меня начинаются атаки этой либеральной клики. Уже само введение в оборот ведущих писателей и поэтов патриотического направления вызывает у ведущих обозревателей либеральной прессы приступ бешенства. К примеру, некто Глеб Морев в "OPENSPACE.RU" пишет: "Подробно обсуждать список Бондаренко ("50 ведущих, наиболее талантливых русских поэтов ХХ века") нужды нет: в нем отсутствуют Кузмин, Ходасевич и Введенский, зато есть К.Р., Исаковский и Станислав Куняев. Ясно - человек культурно невменяем. Попробуем разобраться с природой этой невменяемости…" Да и мне интересно, какого литератора или критика можно назвать "культурно невменяемым человеком". Нечто дикарское, варварское, пещерное… "В представлении отечественного "патриота" русские, как известно, социально эксплуатируемый и этнически униженный этнокласс. Соответственно, "патриот"-литератор унижен не только этнически, но и культурно, и в основе его собственной культурной деятельности лежит компенсаторный механизм - стремление уесть обидчиков, властителей дискурса, т.е., правильно, либералов. Списки, подобные "Списку пятидесяти", составляются не просто так, а в противовес либеральной истории литературы…"

И пусть в этом списке будут Мандельштам с Пастернаком, Цветаева с Ахматовой, но, если в противовес, а, скорее, в дополнение к "властителям культурного дискурса" мною добавляются Павел Васильев и Сергей Клычков, Николай Тряпкин и Татьяна Глушкова - значит, я "культурно невменяем". Лихо закручено. Я вспомнил пример из статьи великолепного критика Игоря Манцова об известном мастере андеграунда Энди Уорхоле: "Между прочим, нью-йоркская вольница, пережитая и описанная Уорхолом, заставила вспомнить труды знаменитого математика и публициста перестроечной поры Игоря Шафаревича. Нечто про "малый народ", который хитроумно навязывает свою волю, свою этику с эстетикой народу большому и доверчивому. Это уже Энди Уорхол считает: "Мама дорогая, получается, левоеврейские гомосексуальные порнографисты везде?..

И не только они! С чувством глубокого удовлетворения воспринял тот факт, что понятие "грамотные", которое, казалось, я вызвал из небытия и которое пытаюсь здесь укоренить, старше меня самого…"

ИГОРЬ МАНЦОВ ПРИВОДИТ слова известного американского социолога Петера Бергера: "Средних лет профессора, особенно философы, и особенно в наших более старых университетах, создали специализированные монополии в использовании языка, для того, чтобы защитить свой элитный статус как грамотных…" Далее он пишет об Уорхоле: " Уорхол симпатичен мне потому, что он отстаивает право маленького массового человека на достоинство. Он против "специализированных монополий", против возомнивших о себе жрецов, против барства…" Я не соглашусь только с определением всех этих глебов моревых и львов данилкиных как "возомнивших о себе жрецов".

Думаю, и в сталинские годы кто-то давал Ермиловым и Кирпотиным право определять степень литературности, и в брежневские годы при всем расширении литературного пространства стояли кураторы, свои "властители дискурса". Парадоксально, но даже в диссидентской среде были свои строгие "жрецы", определявшие, кого "пущать", а кого "не пущать"…

Но в те времена у каждого круга всё-таки было своё литературное поле: и внутри Советского Союза, и вне его, с различными "Континентами", "Гранями", "Синтаксисами" и "Вече"…

После начала перестройки либеральный террор объединился с государственным, официальным культурным прессингом русской национальной литературы". Русскую национальную литературу откровенно загоняли в гетто, в некую резервацию, оставив ей малую толику (процентов пять) от издательских программ. Всё остальное смело подчинили мировой глобализации, ломая хребты и позвоночники русским литературным традициям. В самом Кремле с ельцинских времен и до сего дня царит "жажда Запада".

Никогда не поверю, что это сами по себе натальи ивановы, сергеи чупринины, дмитрии быковы, глебы моревы, аллы латынины и прочие гандельсманы овладели всем культурным "мейнстримом" страны. А если бы литературные делегации за рубеж формировал, к примеру, Вадим Кожинов или Валентин Распутин, если бы лауреатов литературных премий определяли бы Станислав Куняев и Александр Проханов, если бы издательские планы утверждали Савва Ямщиков и Николай Губенко, - думаю, расстановка писательских имен была бы совсем иная. Так что все эти слова о первенстве талантливых западников ничего не стоят. Но какова литература, какова культура - таково и общество. Значит, Путина с Медведевым вполне устраивают нынешние "властители дискурса".

Прекрасный турецкий писатель, недавно посетивший Москву, Орхан Памук пишет: "А насчет "жажды Запада" я скажу, что это отнюдь не одним туркам свойственное чувство. У людей во многих странах есть ощущение, что всё, что в мире происходит, происходит только в Америке и в некоторых европейских государствах. Я, например, приезжаю в Китай - мне говорят: вот вы стали знаменитым, как же вы, писатель, пишущий по-турецки, этого добились? Приезжаю в Корею - все жалуются, что никто в мире ничего не знает о корейской литературе, тоже спрашивают: как это вам удалось, господин Памук? Я свое собственное везение считаю чудом. В мире доминируют Америка и Западная Европа - и в мире литературы тоже. Поэтому выходит, что опыт других народов не оказывается в полной мере разделенным человечеством. Мы читаем американских писателей, которые пишут об американцах. Девяносто процентов человечества знает, что история делается где-то там, где их нет, что они из этого процесса исключены. Я об этом много писал - в "Снеге", отчасти в "Стамбуле"…"