Газета Завтра 826 (38/2009) - [32]

Грузчики. Кто имеет железную спину - вперёд. Соседке своей это порекомендовать, увы, я никак не могу.

Сетевой маркетинг. По телефону представитель компании очень красочно расписывал необходимость глобального внедрения в общество тибетской медицины. Но как только мы поинтересовались реальным размером оплаты труда и перспективами, речь его сделалась весьма невнятной…

Сказать по правде, из всех найденных вакансий мне больше всего понравилось предложение поработать в розарии. Уход за цветами - это всё-таки не тазики упаковывать. Можно даже смириться с вожделенными взглядами нерусских, составляющих основной контингент рабочих. Пусть смотрят. Зато вокруг, насколько хватает глаз, - розы, розы…

Собственно говоря, вот и всё.

Может, соседка кажется привередой? Но вопрос вот в чём. Если она даже станет кассиром или займётся распространением косметики - разве от этого у неё появится и будет расти стаж специалиста-эколога? Или её с радостью возьмут работать по специальности после месяца непрерывной сортировки и упаковывания тазиков? В том-то и дело, что нет. И как не было опыта работы, так его и не будет.

Может, экология - экзотика, или моей соседке патологически не везёт? Отнюдь! Загляните в объявления - практически любое содержит словосочетание "опыт работы не менее…" Эта проблема тем острее, что охватывает собой большинство профессий.

Где же они, молодые, свеженькие, дипломированные специалисты? Работают охранниками, раздают на улицах бесплатные сим-карты, стоят за прилавком, если вдруг возьмут. Или вынуждены получать дополнительные знания, иногда прямо на местах - помощник машиниста электропоезда, например. Повезло тем, кто имеет связи и может быть пристроен "по знакомству". Остальные - извините…

Соседка вздыхает и открывает очередную газету с вакансиями. А время идёт, но заветное слово "стаж" так и не появляется в её резюме.

Владимир Бондаренко …И ПРИШЛА «КАБАЛА»

Писатель Александр Потёмкин испытывает человека в крайних приграничных ситуациях, когда человек добровольно, или под внешним воздействием - отменяется.

Это может быть мир разнообразного садомазохистского порока ("Мания"), мир игры ("Игрок"), мир жестокого чиновного бизнеса ("Стол"). В романе "Кабала" благополучный человек, бизнесмен средней руки, погружается в мир наркотиков, дабы и раствориться полностью в нём, умереть в его райском аду.

Написано это погружение в наркотические состояния так подробно и убедительно, что поневоле приходит в голову мысль: может быть, Александр Потёмкин, бывший сухумский беспризорник, сам когда-то проходил через все подобные состояния. Это не описания снаружи, не описания врача, который, к примеру, подробно рассказал писателю все внешние преображения погружающегося в наркотические видения человека, его страшную ломку - но со стороны.

В романе "Кабала" превосходно и с пугающей подробностью описано всё внутреннее преображение человека, порабощенного (или облагодетельствованного?) наркотиками. Я бы посоветовал прочитать этот роман всем врачам-наркологам, а заодно и всем наркоманам.

Это не сатира и не социальное изучение человеческого дна - никто не осуждается. Может быть, вот так и суждено погибнуть безропотно всему человечеству от того или иного вида социального, музыкального или пищевого наркотика; может, это наше будущее? Но Александр Потёмкин не пишет утопию или антиутопию, он всерьёз, как Путин на дно Байкала, погружается со своим героем за пределы самой жизни. Это явно экзистенциалистский роман, как и всё, что пишет Александр Потёмкин. В любом обществе его всегда интересует конкретный герой. И чаще всего - герой из бездны. Вот и в романе "Кабала" не надо искать признаков "Каббалы", некоего зазеркалья, оккультных глубин. Это скорее сверхпсихологический роман, исследующий закрома души современного русского человека. Может быть, этим самым он и становится - русским романом. Ибо психология-то исследуется западными методами, но человек-то русский, и выход из этой психологии может возникнуть самый неожиданный. Если это исповедальный роман отпетого наркомана, то зачем он? Он же ничему не учит, ни от чего не отталкивает. Да и наркоман наш, любезнейший Петр Петрович Парфенчиков, ни в чём не раскаивается и ни к чему ни призывает. Он наслаждается своей агонией умирающего. Собственно, всё действие романа - это бурное умирание некоего наркомана на фоне необъятных просторов Сибири. Впрочем, и эти необъятные просторы вымирают вместе с Парфенчиковым. Парфенчиков - как столичный сталкер из фильма Андрея Тарковского. По всей Сибири какая-то имитация жизни, сплошная нелепица: ни людей, ни дорог, ни домов… Вернее, всё это есть, но тоже в состоянии затянувшейся агонии. Или в ожидании некоего прихода кого-то другого: китайцев ли, мусульман, инопланетян, американцев.

Может быть, весь роман написан в том состоянии, в которое погружает очередная маковая доза? Но автор уверяет, что сам никогда наркотики не употреблял. И наркотическое состояние Парфенчикова ли, Сибири всей, перегруженной Москвы при самом стройном, логически достоверном, психологически точном описании всего этого процесса скорее напоминает романы Франца Кафки, где тоже по законам логики жили самые странные существа. Так мог бы описать процесс внимательный врач-нарколог, ежедневно следящий за своим пациентом, но и он вряд ли смог бы заглянуть в душу самого Петра Петровича Парфенчикова. А если и заглянул бы, то удивился: никаких бесовских видений, никакого кошмара. Спокойное обывательское умирание с наслаждением. Человека ли, нации ли, государства.