Газета Завтра 602 (23 2005) - [36]

Владимир Антипенко — создатель и художественный руководитель Театра поэтов "Послушайте".

Дует холодный ветер,

Пахнет луной и снегом.

Город плывёт ковчегом,-

Что ты наделал, Петя?

Санкт-Петербург качает,

Город искусства вымер.

Пьяный матрос Владимир

Мёртвым стихи читает.

Так было, когда люди не знали, как записывать слова. Гомер ходил по городам и сёлам и читал свои стихи вслух, записывали другие за него. Зритель, пришедший к нам, может увидеть живых людей, которые в наше время творят поэзию. В Древней Греции был интерес у общества, и из этого интереса возникали ораторские поединки, театр, поэзия.

Сегодня все смотрят телевизор, который ориентирован на то, что сейчас люди из себя представляют. Эти ток-шоу не пытаются дать человеку что-то новое, поэтому в телевизоре нас нет. А когда публика приходит и видит то, что делаем мы, почти всем это нравится. Представьте, для камерного театра из пяти выступлений четыре всегда аншлаг!

В литобъединениях мне скучно, а в любом месте на улице я могу встать, начать читать стихи, люди будут останавливаться и слушать… Пусть люди знают, что поэзия в городе присутствует, живая, современная. Когда случился Беслан — через месяц Анастасия Демичева и Владимир Беляев читали в Театре свой блок про Беслан, и я видел собственными глазами, как две женщины плакали. Театр не для поэтов, театр для зрителей. Сейчас мало издавать сборники, сейчас надо, чтобы тебя слышали.

Через сто лет будет гораздо интереснее, что человек думал, переживал и из себя представлял как личность, чем то, что сказал депутат такой-то по поводу того-то, хотя об этом и скажут в СМИ. А вот что написал поэт, будущему будет интересно.

Илья Жигунов, поэтическое движение "Послушайте".

Когда преставилась моя Родина

и мне уже нечем было плакать. -

Я развернул промасленный газетный свёрток

и распихал по карманам припрятанные там

косточки, бусинки и тряпочки.

Коротаясь перекуром,

из меня исходили индийские испарения

и нефтяные отрыжки.

Я поднял глаза -

и, наконец-то, увидел Землю Санникова.

Петербург сам по себе, ему наплевать на горожан, это очень чувствуется. Раньше связующих нитей было много, но сейчас они пропали — это такой Подмосковный Петербург. Такие нити я часто встречаю у определённых творческих людей. Этих нитей я не вижу у большинства, которое занимается "частным бизнесом", "зарабатывает деньги". Про большинство я говорю как про фашизм потребления, они сосут деньги, весь город для них — шоу-бизнес.

Этот город не "тёплый", как сказано в Откровении Иоанна Богослова. Или холодный, или горячий, он очень пограничный. Вроде как и есть, вроде как и нет, его какая-то нереальность, и нереальность своего существования, бред своего существования засасывает, очаровывает. Петербург — живые, настоящие, но декорации.

У меня восприятие некоего Армагеддона в собственной судьбе. Если подавлять в себе страх общения с городом, то будет другая сторона того же страха, и он никуда не уйдёт. А признание страха это и есть открытость чувства — если я доверяюсь городу, с ним происходящему, я сам становлюсь частью петербуржских декораций, на расслаблении, на доверии. Самое главное — признать, да, мне страшно, и тогда связь восстанавливается.

Мой лирический герой стремился, чтобы люди были счастливы. Добивался счастья и с помощью насилия, и с помощью любви впадал в крайности. Последние два года мой лирический герой окунулся в мир обывателя — для него это было ново, всё удивляло, он никогда не сталкивался с таким типом мышления, но через год он понял, насколько изменить это невозможно, можно изменить только своё видение... Может быть, это какое-то отчаянное поражение моего лирического героя. Как он находил в себе смелость это всё ненавидеть, способность к насилию, так не меньшей трагедией и серьёзным поступком для него стала попытка принять то, что раньше ненавидел. Не стать обывателем… просто научиться смотреть и видеть…

Тикки А. Шельен, солистка группы "Башня Rovan". Переехала в Москву.

Мрачная ночь наступила на Санкт-Петербург,

ночь всех святых, начиная с последнего часа.

Не выходи на улицу — там кошки воют, мышки поют,

птицы-синицы желают кошачьего мяса

Поздно звать к телефону начальника департамента глюков и монстров.

Поздно, всё, что ни делай, уже будет поздно, просто

не выходи на болото, когда зажгут фонари.

Петербург был построен вопреки всему, и он продолжает вращаться во времени в обратную сторону, находится под перманентным знаком проклятия — это проявляется в совершенно невозможном для жизни климате, в вымороченности сознания у жителей, чувствующих проклятость города, противоестественность существования и ту жутковатую красоту, которая возникает из этой противоестественности. Страна может меняться, а Питер всю дорогу выделялся из страны, как бы выпадая бусинкой из рукава. Город, который и не Россия, и не Европа — некий плод сильной воли отдельного конкретного гражданина — Петра.

Тёмной ночью, когда уже всё "прекрасно" и ты идёшь по пустому городу, мимо тебя грохочут пустые трамваи, в парк, вокруг какие-то мрачные личности мелькают, а воздух-то никуда не исчезает — сырая взвесь тумана и особых петербургских испарений, и всякие страшные Макдональдсы торчат… А ночью у Рональда Макдональдса особенно страшный оскал — я вообще клоунов боюсь.