Газета Завтра 587 (8 2005) - [50]

А.Ф. Мы приехали, когда Суздаль не был таким туристским объектом, когда там было очень мало туристов, и слава Богу, потому что со временем Суздаль превратился в "фабрику грёз", потребительским стал город, к сожалению. Но тем не менее, в те времена, когда мы начинали работать, а мы сделали там не одно издание, в том числе один альбом по Суздалю, массу открыток, мы познакомились с замечательными людьми. Среди них и звонарь Юра Юрьев, и Юра Белов, который делает газету, Слава Басов, кузнец замечательный, гусляр Валерий Гаранин. Здесь мы обрели нашу крестницу Анечку. Мы как-то обросли этими хорошими людьми и они нас опекали, помогали нам, старались. Снимали мы и с вертолёта в городе. Это целый эпизод. Тогда была цензура, и в вертолёт посадили человека из органов с нами рядом, и он жарился там на баке. Какие секретные объекты в Суздале? Там ничего нет! И тем не менее, он был обязан с нами лететь. Он ничего не понимал, что мы снимаем, как, но летел. Мы действительно хорошо знаем город, а последняя съёмка была осенью этого года — с воздушного шара, мы впервые полетели на воздушном шаре. Ростов Великий мы тоже очень любим, и другие города древнерусские. Но что нас притягивало и что не давало возможности халтурить… Как обычно: приезжает фотограф, снял — и до свидания. Отдал, получил деньги — и трава не расти. А мы приезжали в каждый город по несколько раз в разные времена года, и почти всегда находили что-то новое, чего не знали, не видели — новый свет, снег, рассветы… Мы могли себе такую роскошь позволить. В общем, в каждом городе мы побывали по много раз. Но что печально в нашей жизни — так это книги, которые не вышли. Не по нашей вине. По разным причинам. Скажем, был у нас альбом о Соловках подготовлен: великолепный художник Николай Калинин, сделал интересный макет, найдя потрясающий ход. У него вся канва книги была связана с лошадью белой. Когда начали печатать эту книгу в типографии, нас вызвал главный художник и сказал: "Господа хорошие, а где у вас туристы, которые отдыхают, загорают, ходят в кафе, должны же там туристы отдыхать?" Мы сказали: "Нет, у нас книга не об этом, у нас туристов там не будет". Он сказал: "Ну, и книги не будет". И зарубил книгу.

С.Я. А ещё какие книги не вышли?

А.Ф. "Новодевичье кладбище, некрополь", "Колыбель России", "Дворцы и парки Подмосковья". Это печально, но всё-таки 30 книг вышли, не пошли под нож. Когда мы были в Есенях с Казаковым, и оказались на местной картонной фабрике, Юра говорит: "Старик, неужели я вдруг увижу здесь свою книгу — валяется в макулатуре?" — "Да нет, не будет этого". Слава Богу, не было. Так вот и наши книги не залёживались. Все продавались. А если говорить о том, какой они доход приносили, вспомним, что открытки у нас выходили стотысячными тиражами. Стоили они рубль. Сто тысяч рублей. А мы получали за это 300-400 рублей.

С.Я. Поэтому, наверное, хорошо и работали.

А.Ф. Мы всегда работали не за деньги. Кстати, часто делали работы невыгодные, за которые многие не брались, ловкие ехали Гжель снимать, без души работали — зарабатывали в десять раз больше, чем мы. Вот Ладогу мы снимали. С писателем, тоже покойным, Глебом Горышиным, очень талантливым человеком, объездили всю Ладогу на его машине. В разные времена года, разные люди нам встречались, и книга получилась неплохая. Она вышла уже в перестроечное время и называлась "Ладога. Пока не поздно". Мы постарались выступить как публицисты и показывали тревожные кадры: почему гибнет Ладога. Заводы, которые спускают грязь, муть всякую, гибнущую рыбу, гибнущую деревню. Когда книга вышла, редактор, очень опытная, сказала: "Знаете, друзья мои, это самая для меня дорогая книга. У меня нет более дорогой книги".

С.Я. Для меня ваша книга о Ладоге тоже стала откровением с вашим взглядом на эти места. Ладогу я считаю наряду с Изборском местом, откуда пошла есть русская земля. Это основа — Изборск, Ладога, Псков, и то, что вы поставили вопрос о том, что она начинает гибнуть, когда уже начинал гибнуть и Байкал, — это было очень созвучно тогдашним переживаниям — Распутина, Белова, связанным с переброской рек, и тревогой учёных наших замечательных и публицистов. Эта книга вошла в этот хор протестующих голосов, но она не была просто публицистической, потому что в ней заложена ваша любовь к Отечеству.

И.С. Может, она потому такой и вышла удачной, потому что это действительно первая наша работа, когда нам сказали: "Снимайте что хотите. Никакой цензуры не будет". Если бы мы могли так же снимать другие книги, они были бы лучше, они были бы другими. То же Белое море, даже Дагестан. Ведь у нас выбрасывали многие снимки, просто потому что не проходили они по тем временам. А "Ладога" — единственная книга, где мы были совершенно свободны и были поэтому вдвойне счастливы. Хотя снимать приходилось достаточно горькие вещи. Но в целом хочется сказать, что мы очень любили фотографию и любим, любим нашу землю, и всё это вместе взятое делает нас совершенно счастливыми людьми, а всё трудное, всё болезненное, всё тяжёлое, что приходилось переносить, оно как-то гаснет. Его невозможно забыть, и об этом можно было ещё несколько бесед отдельных сделать, но всё-таки хочется сказать — слава Богу за нашу профессию и за прожитую нами жизнь.