Газета Завтра 585 (6 2005) - [18]

Разумеется, о сроке нашего выхода из голодовки никто не должен был знать. Иначе утрачивался бы эффект давления на власть, которой было известно о бессрочном характере голодовки. Да мы, впрочем, и сами толком не знали, когда политическая ситуация позволит нам завершить испытание: когда власть пойдет на попятный или проявит хоть в чем-то уступчивость, или когда медицина скажет свое слово. Мы планировали только порядок выхода и лишь примерно намечали сам момент прекращения голодовки.

В конце концов, нам удалось найти клинику, которая готова была разместить всю нашу группу вместе. В пятницу 28 января (после 7 суток голодания) мы решили, что будем переселяться в больницу не все сразу. Авангард выдвинется туда поздно вечером, а остальные присоединятся в понедельник. В авангарде были намечены Иван Харченко и я — вероятно как люди с самыми несчастными на тот момент физиономиями. Кроме того, у меня проявилась недавняя болячка, возникшая от ушиба печени. Стало трудно сидеть — как будто в животе образовался чувствительный комок. А Иван жаловался на тяжесть в сердце и позвоночнике.

Накануне подготовленного переезда Иван вдруг стал отказываться, ссылаясь на то, что там он будет от всего и от всех отрезан — среди москвичей у него нет круга знакомых и родственники далеко в Краснодаре. Здесь лучше — присутствие в гуще событий. Сюда, в Думу могут приходить соратники и друзья, оказавшиеся проездом в Москве. Так в авангарде остался я один. В понедельник ко мне должен был присоединиться еще кто-то. А остальным нужно было дождаться реакции наших думских коллег, прибывающих в Москву после перерыва в думских заседаниях.

Больница, куда меня доставили поздно вечером, была достаточно скромной. В палате на двоих я оказался вначале один. Тут же меня принялись не только обследовать, но и лечить. Пришлось долго отбиваться от капельницы и даже подписать в журнале отказ от процедуры. На следующий день пришел главврач и убедил меня, что капельница все-таки нужна, иначе пропадает смысл размещения в стационаре. Его вкрадчивый тон, лишенный всякого напора, вынудил согласиться. И зря. Капельница уложила меня на весь день и отозвалась сразу начавшейся тупой болью в левой части груди, рассосавшейся только к следующему утру. Тогда же мне впервые в жизни явственно пригрезилось, что душа на какую-то секунду отделилась от тела. Я испугался и очнулся от тяжкой дремы.

После капельницы с глюкозой анализ крови фиксировал резкую смену от недостатка сахара, естественного для голодовки, к переизбытку. Болезненное состояние побудило меня начать выход из голодовки, который поначалу мало чем отличается от самой голодовки — пять раз в день по полстакана морковного сока, разведенного с пополам с водой.

Так авангард превратился в арьергард. К тому же мои товарищи, как оказалось, приняли решение остаться на месте. "Пока мы в Думе, мы у них, как кость в горле", — сказал Дмитрий Рогозин. Почему это так, мне понять было невозможно — переговоры по телефону мы минимизировали, почти наверняка зная, что нас прослушивают. (В Интернете появились материалы поддельного дневника Дмитрия Рогозина с некоторыми деталями ситуации, выяснить которые без прослушки было бы крайне сложно.)

С утра понедельника 31 января прессу к голодающим в Думе было решено не пропускать — нужно было переходить на постельный режим. Переезд в стационар был признан нецелесообразным — продолжать голодовку в больнице уже не было сил. Исчерпывались и политические результаты от этого самоистязания.

Моя голодовка, продлившаяся 8 суток, прекратилась. Но, чтобы не подвести товарищей, я должен был лечь на дно и не высовываться. Остальные лежали пластом в Думе на надувных матрасах. Мне оставалось участвовать в акции в качестве летописца — писать эти заметки. Сам же выход показался мне почти беспроблемным — как будто после погружения в воду с задержкой дыхания. Просто делаешь два-три жадных вдоха — и всё.

Как оказалось, я отстал от товарищей на трое суток. Они продержались в Думе до собрания фракции и закончили голодовку через 11 суток.

В ходе голодовки потеряли в весе: Денисов — 5 кг, Савельев — 6 кг, Маркелов — 10 кг, Рогозин — 8 кг, Харченко — 10 кг.

ВЫВОДЫ О ПРЕЗИДЕНТЕ В 2004 году Путин заложил предпосылки своего краха как политика, который мог бы остаться в истории России хотя бы как уважаемая фигура. Он не вынес испытания властью — его, как в свое время Горбачева и Ельцина, прельстили банкеты и паркетные шаркания на международных форумах. Ему доставляло удовольствие играть с прессой и народом в несерьезную игру затяжных пресс-конференций и телемостов.

Путин начал великолепно — побил чеченские банды, придушил сепаратистов по всей стране, восстановил порядок в выплатах пенсий и зарплат бюджетникам, в короткие сроки добился существенных результатов в международной сфере. Потом растерял всё. Социальная система рухнула в 2004 году — сейчас это стало явным и отозвалось в каждом кошельке. Тогда же Путин сдал китайцам "за спасибо" нашу землю (повторив в точности аналогичное преступление Ельцина), сдал Грузию и Украину, окончательно рассорился с Белоруссией, превратил СНГ в полную фикцию. Обнадёженные было соотечественники (Конгресс 2001 года) снова брошены и забыты. Чечня фактически отделяется от России. Терроризм расплескался по стране. Сепаратизм стал реальностью на Кавказе, в Поволжье, в Приморье. Путин никого не привлек к ответственности за Беслан. Он прикрыл собой бездарность и коррупцию в правительстве.