Газета Завтра 508 (33 2003) - [4]

Он увидел, как у стен, под синими нависшими елками, зашевелилась земля. Выбрасывая буруны грунта, расталкивая дерн, из-под гранитных памятников стали вылетать птицы, мощные, крепкогрудые, с огненными надбровьями, с завитками упругих хвостов. Хлопая сильными крыльями, вращая ярыми тетеревиными очами, они усаживались на елки, оглядывали пустую площадь, лобное место, остроконечные кровли Исторического музея. Срывались с вершин и, громко стуча крыльями, мчались прочь, вытянув красные шеи. Исчезали за кремлевской стеной. Земля продолжала шевелиться, птицы взлетали. Это были духи тех, кого когда-то подвозили к стене траурные катафалки. Погребальная свита несла на подушках ордена и медали. Под гром прощальных салютов урны с прахом опускали в священную землю. И великие мертвецы превращались в бессмертных духов. Копили в своих могилах мощь победных свершений, энергию сражавшихся поколений. Как реакторы, накапливали таинственное топливо, коим толкалась в мироздании красная страна, окрашивая планету в цвет рубиновых звезд и алых знамен. Сейчас красные духи Кремля покидали священные катакомбы. Уносили с собой энергию загадочной эры, странно и непредсказуемо посетившей земную историю, а теперь отлетавшую в безвестные дали.

Глядя на красных тетеревов, Белосельцев в одном угадывал командарма Фрунзе. В другом — наркома Орджоникидзе. В шумных стремительных взмахах, порождавших музыкальные вибрации воздуха, улетали Калинин, Щербаков, Жданов. Вырвался из тучной земли и в тяжелом полете умчался Брежнев. Следом за ним, рассекая воздух, подобно красному ядру, унесся Черненко. Вся зеленая трава у стены была разрыта, в темных воронках, где на миг возникали красные взрывы, превращались в тяжелых птиц, скрывались за колокольнями белых соборов.

Белосельцев, тоскуя, провожал их вереницы. Был не в силах их удержать, не в силах молить и стенать. Оставаясь один среди омертвелой бездуховной земли. Как в пустом, без листьев, лесу, накануне бесконечных снегопадов и железных морозов, глядя, как в голых ветках осины исчезает последний птичий косяк.

Увидел, как колыхнулся гранитный памятник, дрогнул каменный бюст. Из могилы, где покоился Сталин, сбрасывая с сильных плеч комки земли, поднялся на сильных лапах темно-красный орел. Грозно, яростно оглядел изрытую землю, кирпичную, с поломанной кладкой стену. Пучки багрово-ржавых перьев облегали ноги орла. Как броня, лежали на выпуклой груди. Длинно выступали на хвосте. Орел вытянул шею, растворил в огромном размахе крылья, пробежал несколько шагов по земле и взлетел. Были видны его выпущенные когти, стеклянный блеск головы. Он набирал высоту, возносясь по медленной тяжелой спирали. Достигал шатров, подлетал к столпу колокольни, огибал золотую главу, наполняя синеву неба медленными кругами. Не улетал, парил над площадью, мерно покачиваясь. Словно кого-то ждал, издавая высокие тонкие клики.

Бронзовые двери мавзолея с грохотом растворились, будто их распахнул изнутри красный сквозняк. Разбегаясь на упругих ногах, расталкивая могучими перьями солдат караула, вынесся нетерпеливый шумный орел, оставляя за собой гаснущую тьму. Стуча когтями по черной брусчатке, выбежал на просторную площадь, словно хотел ее всю обнять. Ветер топорщил на груди оперенье, клюв был полуоткрыт, и внутри трепетал огненный тонкий язык. Красное оперение, казалось, было отлито из прозрачного пылающего стекла. За крыльями в воздухе завивались турбулентные вихри. Орел воздел вверх голову, увидал высоко парящего товарища. Оттолкнулся от площади и, попав в восходящий поток ветра, взмыл. Почти не двигал крыльями, наполняя их гигантскими дуновениями остывающей земли. На мгновение заслонил золотой обруч курантов. Парил на высоте золотой неразборчивой надписи вокруг столпа Ивана Великого. Обе птицы слетелись, огласили высь прощальными долгими криками. Мерно и мощно полетели догонять остальных.

Белосельцев с глазами, полными слез, смотрел на отлетающих красных духов. Слышал завывание зимнего ветра, который нес в себе страшные бураны. Ревел в зубцах мертвой стены, стонал в пустых бойницах, рыдал в покосившихся золотых крестах. Музыка ветра напоминала то ли "Гибель богов", то ли увертюру к "Ивану Сусанину", то ли громогласно усиленный гул громадной раковины, в которой плескался шум древнего, иссохшего моря.

Теперь это море возвращалось, выступало из разломов земной коры, накрывало площадь черной глухой водой. Уже часть площади на Васильевском спуске была затоплена, и вода подступала к Лобному месту. "Когда-нибудь, — думал Белосельцев, отступая от темных волн, — археологи будущего опустят на морское дно батискаф, поплывут среди остроконечных замшелых шпилей, полуразвалившихся белокаменных стен безымянного древнего города. Прочтут на отшлифованном камне таинственное слово "Ленин". Решат, что так назывался корабль затонувшей флотилии".

Он увидел, как на Спасской башне отломилась звезда. Полетела вниз, к его ногам. Ожидал услышать удар расколотого стекла, увидеть острые сухие осколки. Но звезда, не долетев до земли, превратилась в морскую. Мягко шлепнулась, издав чмокающий звук. Стала извиваться, толкалась гибкими лучами. Побежала к воде и с легким шлепком нырнула в волну, скрылась среди плеска.