Газета Завтра 459 (37 2002) - [30]

После недолгой проверки я выяснила, что раньше в этой квартире проживала студентка медфака, которая, натаскав откуда-то домой скелетов, имела обыкновение вместо вышивания на пяльцах, их аккуратно сверлить. Косточки, надо заме- тить, вполне настоящие.

Позабавила реакция раввинов. Я говорю: а что вы с этим добром сделали? Они: "Похоронили в безымянной могиле". Я: "А почему в полицию не обратились? Вдруг в этой квартире маньяк жил?" Они: "А какая разница. Мертвых не вернешь, и зачем лишний раз над останками глумиться, честь мертвеца давать судмедэкспертизе на поругание?"

Опечатка в ДНК.

Погода такая, что я готова лечь под капельницу со льдом.

МВД охренело. Опять не пустили в Израиль в гости к школьной подруге туристку из России. Туристка, кстати, замужем за евреем. Официальное основание, по которому ее "завернули": потеряли ее багаж и обозвали по ходу "проституткой": подозрение, что она приехала незаконно работать, потому что ее подруга работает сиделкой и числится работницей компании по найму рабочей силы. Бред какой-то. Особенно если учитывать, что у нее двое детей, были оплачены все экскурсии и т.п. За последний год таких случаев стало подозрительно много. И после этого Израиль жалуется, что сюда едут так мало туристов и евреев. Да, а если вместо "отдай мой костыль!" или там "сердце" в конце страшилки проорать что-то вроде: "Отдай мне свой ДНК!" ?..

Хочу "Маргариту"! Сейчас!!!

Наофа Суэд, жена похищенного террористами "Хизбаллы" Омара Суэда, их младший сын, и Яэль Макунан, репатриантка из Эфиопии. Ее мужа застрелил террорист, проникший в поселение Хамра. Заехала по пути в бедуинскую деревню Салама, в семью Омара Суэда — одного из трех похищенных "Хизбаллой" израильских солдат. Похитили их на границе с Ливаном в ноябре 2000 года. На заборе около дома все еще висит потрепанный флаг: "Мама ждет вас дома". Не так давно семьям сообщили, что трое солдат официально признаны погибшими. Семья отказалась принимать это сообщение и продолжает встречаться с политиками, общественными деятелями в попытке получить хотя бы его тело. Его брат Трад, тоже солдат, сказал тихо в сторонке: "Когда нам пришли доложить о том, что решено объявить их погибшими, я боялся смотреть на отца, который за этот год уже перенес один сердечный приступ. Нам просто снова полоснули ножом по ране, которая едва начала затягиваться. Мы пытаемся продолжать бороться, в каком бы состоянии он ни был, чтобы привезли его домой. Мы хотим хотя бы похоронить его дома. Но после того, как нам это сказали, хотя нам продолжают помогать материально, оплачивать поездки за границу, руки опускаются..."

Сыновья, шестилетний Касем и четырехлетний Матук, спрашивают, где папа. И почему именно ИХ папа, а не чей-нибудь еще. У жены давно опустились руки. С другой стороны, наверное, лучше, что их объявили погибшими сейчас, и ей не придется через 8 лет мучиться, как жене Рона Арада, которой пришлось унижаться и просить премьер-министров объявить ее вдовой, чтобы начать хоть какую-то новую жизнь... Когда из человека делают символ, самого человека при этом очень редко спрашивают, надо ли ему это.

К нам сегодня приходил некро-педо-зоофил. Мертвых маленьких зверюшек он с собою приносил.

Звонит вчера один из бредакторов. "Можешь,— говорит,— за час написать 1200 слов про Сорокина?" Я охреневаю, ибо для среднестатистического израильского редактора это равносильно знанию гимна Зимбабве. Почему не могу? Я, как заявил когда-то тов. Генделев в ответ на чрезмерную редакторскую просьбу, если мне в лоб фонарик вставить, а в задницу — грабли, по ночам у вас в редакции и сено подгребать могу.

Накарябала. Как выяснилось, Дмитрий Прокофьев тоже что-то из Москвы написал, а товарищи редактора — склеили. При этом долго орали, как это у нас, русских, получается, что Прокофьев пишет, что Сорокин — никому не известный писателишко, который сделал себе имя на скандале с "порнографией", а у меня — практически наоборот. В итоге в сегодняшнем "Едиоте" вышла статья поразительной бредовости, поскольку мы с Прокофьевым сошлись во мнениях исключительно в наезде на "Идущих вместе".

Музычкой навеяло.

Сидим мы, значит, на травке с ЗК Володей, который сидит за двойное изнасилование. Поскольку пахан заболел и не пришел, Володя пыжится под главного.

"Здесь, в Израиле,— говорит, — законы поменялись. "Общак" есть, и авторитеты есть, но здесь все равны. Вот за мою статью в России, например, опустили бы. А здесь — молодняк, видишь, как слушается?"

— Прям, все равны, все за одним столом?

— Нет,— мрачнеет Володя, и ослепительная златозубая улыбка прячется в плоховыбритые щеки.— С пидорами не сяду за один стол.

— А что такое?— спрашиваю.— "Парад гордости" вам не нравится?

Володя, злобно: "В Израиле это нормально, но ни я, да и ни один нормальный человек с ними за один стол не сядет. Только представить, что он может из твоей тарелки поесть. Вот вы, например, сядете за один стол с лесбиянкой?"

Я: "Запросто".

Володя, шокированный моим предательством, после его заверений в том, что ни за что бы не согласился со мной разговаривать, если бы не уважал мои статьи: "Как? Только представить, что она этими самыми губами там всякое?! Тьфу..."