Газета Завтра 377 (8 2001) - [5]

Ижорскому заводу столько же, сколько и Петербургу, — 300 лет. Здесь, на светлой и чистой Ижоре, князь Меньшиков, не только плут, но и неутомимый строитель, поставил свои водяные лесопильни. Колеса, приводимые в движение рекой, двигали длинные пилы, кроили лес, и из этого леса Петр строил Балтийский флот. С тех пор Ижорский завод преданно служил русскому флоту. Здесь отливались первые образцы корабельного железа и корабельной стали. Сменяя друг друга, рождались поколения бортовых пушек. В годы Великой Отечественной в километре от завода проходила линия фронта, и в цеха подтаскивали на тросах дымящиеся сожженные танки, и ижорцы под огнем ремонтировали их и отправляли в бой. Из цехов на фронт уходили закованные в корабельную броню бронепоезда и с ходу вели стрельбу, отражая нашествие немцев. Здесь, на Ижоре, в ленинградском пригороде Колпино, среди белесых чухонских равнин, начинался советский атомный бум. Один за другим вводились в строй грандиозные реакторы, уходили под Смоленск, под Курск, в Запорожье, на Кольский полуостров, в Армению. Один за другим выковывались и вытачивались сияющие валы, вращающие турбины и генераторы. Атомное электричество питало бурный рост советской индустрии. В засекреченных цехах рождались поколения компактных реакторов для подводнЫХо флотилий. Этими реакторами оснащались советские лодки, месяцами, без всплытия, ходившие в мировом океане. Они ныряли под полярные шапки, уходили к берегам Флориды и Калифорнии, неожиданно обнаруживали себя в Атлантике и в Тихом океане. Ижорский завод был маткой, которая неутомимо рождала советскую технократическую цивилизацию, откуда сотнями являлись атомные реакторы удивительной красоты и конструкции, как сияющие стальные младенцы, которые тут же превращались в великанов, — в грандиозные подводные крейсеры, в атомные города, очеловечивали пустыни и тундры.

С горькими предчувствиями я приближался к Ижорскому гиганту. С ожиданием боли переступал порог цеха.

Цех — множество стальных параллельных линий, сходящихся в бесконечности. Железные перекрестья, двутавры, зачерненное стекло, врезанные в бетонный пол блестящие рельсы. Уходящая вдаль синева, похожая на синюю, предгрозовую летнюю тучу, в которой сгустилась и плавает ртутная молния. Эта синева, пропитанная мельчайшими каплями эмульсии, брызгами смазки, стальной пудрой, металлическим паром, — воздух, которым дышат живые машины. Цех — живой, наполнен звуками, эхом ударов, скольжениями туманных, чуть различимых теней, далекими, как зарницы, вспышками сварки. И ты успокаиваешься. Ты — не на кладбище, не среди металлических огромных мертвецов. Ты — в живой, творящей реальности.

Люди — пожилые рабочие, почти старики, седые, иные в очках, ветераны. Не ушли со своих постов, старились за это десятилетие невзгод вместе со своими машинами. Значит, не все из них уныло прозябают в непонимании жизни, брюзжат, страдают перед ядовитым изображением телевизионных экранов, доживают век оскорбленными и отверГнутыми. А вот и юнцы, свежие, румяные лица в черных мазках копоти, склонились над сварочными аппаратами, действуя шлифмашинками. Значит, не вся молодежь торгует у лотков или танцует напролет в дискотеках, или тупо и омертвело спивается, наполняя вытрезвители и следственные изоляторы. Молодежь — в цехах, среди умных машин. Под пластмассовой краской возникает смуглое, чернобровое лицо иранца — эксперт, специалист по приемке оборудования, инженер из Бушера. Через несколько шагов китаец, представитель из Ляньюньганя, наблюдает, как здесь же, рядом с иранским, создаются два реактора для Китая. Завод жив, загружен, производит ультрасовременную продукцию, встроен в мировое хозяйство.

Ижорский завод, как и вся обломанная по краям послегорбачевская Россия, покачнулся, стал падать. После чернобыльской аварии, когда взорвался постылый четвертый блок и на головы белорусов, украинцев и русских посыпался радиоактивный пепел, в публике возникла паника, распространилась на политиков, инженеров, ученых. Ядерный бум был остановлен. В атомном реакторе стали усматривать монстра, который готов погубить все живое. Антиядерная пропаганда, которую развернули неистовые газетчики, настроила общество против атомных электростанций. Люди готовы были сидеть при лучине, есть траву, вернуться к кочевому скотоводству, но не желали видеть на горизонте цилиндры и трубы атомных станций. Уже при Горбачеве началось бездумное, в угоду американцам, разоружение. Было остановлено строительство флота, перестали вводиться новые боевые единицы. Резко упала необходимость в реакторах для подводных лодок. Последующая военная капитуляция, пацифизм, разгром армии превращали Россию в третьестепенную державу, понуждали ее отказаться от Мирового океана, статуса великой страны, уступить американцам с такими трудами добытые акватории в Ледовитом, в Тихом, в Атлантике. Когда флот, лишенный средств и дотаций, был намертво причален к пирсам, когда свертывались и уничтожались первоклассные базы флота на Кольском полуострове, завод испытывал муку, чувствовал конвульсию умирающей сверхдержавы. Прекратил строительство атомных реакторов. Начались простои, удержание заработной платы, рассеивание огромного коллектива рабочих и инженеров. Так умирают планеты, остывая, теряя атмосферу и массу, утрачивая гравитацию.