Газета Завтра 1266 (09 2018) - [16]

В последние 10–15 лет, особенно после кризиса 2008 г., на Западе начала формироваться новая группа – на грани «низшего класса» и «андеркласса» – прекариат (от «precarious» – хрупкий, случайный, рискованный, не имеющий под собой твёрдого основания, зыбкий). Речь идёт о большой группе лиц, получающих временную работу, иногда на несколько часов в день, причём далеко не каждый день. Иногда наём имеет целью подправить показатели занятости – в некоторых странах человек, отработавший хотя бы один день в месяц, уже не считается безработным. Прекариев, строго говоря, нельзя считать ни работающими, ни безработными, это политэкономический мутант эпохи позднего, умирающего капитализма. Это люди случайного заработка, возведённого, однако, в систему; в известном смысле, случайные люди – само их существование для Системы необязательно, и их бытие действительно обладает неизъяснимой лёгкостью, а точнее, хрупкостью. Прекарии существуют вне социального времени данной Системы.

По сути различные социальные группы вступают в свои отношения с временем. Это, в частности, проявляется и в различных формах заботы (или в отсутствии заботы) о детях. В исследовании «Град Небесный» («Heavenly City»), посвящённом стандартному городу американской глубинки, всё тот же Бэнфилд описал принципиальное различие тех или иных общественных групп в отношении к детям, а следовательно, к индивидуальному и групповому времени как социальному фактору. Представители «низшего класса», писал Бэнфилд, вообще не заботятся о детях; кроме того, их жизни настолько не зависят от них самих, что о них даже нельзя сказать, что с ними что-то происходит – на них всё обрушивается («things happen notwiththem buttothem»). Рабочие заботятся только о том, чтобы накормить детей (тут вспоминается сразу и рассказ американского писателя Ринга Ларднера «Кусочек мяса», и тезис Дж. Оруэлла о том, что если для интеллектуала социализм – это проблема теории, то для работяги это вопрос лишней бутылки молока для его ребёнка). «Миддлы» идут дальше: они заботятся не только о том, чтобйы ребёнок был сыт, но и о его образовании. «But it is only aristocracy which thinks in terms of line», резюмирует социолог: «Но только аристократия думает в категориях линии, устремлённой в будущее», т.е. речь идёт о трансформации социальным верхом возможностей, которые обеспечиваются собственностью и властью, в надиндивидуальное время, о выходе за рамки настоящего.

Американские социологи подчёркивают: говоря о классах, мы неосознанно прибегаем к стереотипам, и это особенно так, когда речь заходит о «низшем классе». Внешне и по отдельности его представители могут не только не восприниматься в качестве социальной опасности, но даже вызывать жалость и симпатию, однако, пишет Марри, они – фактор разрушения социума: если мужчина живёт за счёт родителей, сестры или сожительницы, не работая и не заботясь о своих детях, как правило внебрачных, – это нагрузка на семью. Однако целый слой таких людей – это колоссальная нагрузка на общество, разъедающая его.

К сказанному Марри необходимо добавить: эта нагрузка создана самим американским обществом, живущим по законам капиталистической системы. Нижний слой есть в такой же степени фактор разрушения социума, как и саморазрушения; злокачественная социальная опухоль порождена самим общественным организмом.

Каковы размеры этой опухоли, какова численность этого слоя, каков «денежный вес» отдельного его представителя? На 2010 г. те, кто не мог заработать себе на жизнь, имели годовой доход 14 634 доллара. Столько может заработать на одного человека взрослый мужчина, работающий 50,5 недель за минимальную зарплату. В году, как известно, 52 недели; а что, если он должен обеспечивать жену и хотя бы одного ребёнка? Ясно, что такая ситуация рушит и американский проект, и американскую мечту. Социальная мечта, будь то американская или советская, связана с наличием двух вещей: высокой цели и самоуважения. Выживание на основе аморального фамильизма – это что, высокая цель? Ответ очевиден. Что касается самоуважения и уважения, то они не даются, а зарабатываются. Всё больше американцев задают следующие вопросы: могут ли уважать себя люди из того сегмента общества, который находится на полном содержании у правительства? Могут ли уважать их другие группы населения? Могут ли тотально зависимые от правительства претендовать на те же права и возможности, которые имеют люди, зарабатывающие своим трудом, а потому относительно самостоятельные? А ведь именно те, кто сидит на велфэре, вместе с агрессивными меньшинствами голосуют за демократов, навязывая свою волю большинству.

Ясно одно: будучи продуктом разложения американского общества в последние полвека, те, кого называют «новыми низами», становятся дополнительным фактором разрушения этого общества снизу. Впрочем, этот процесс идёт и сверху, его агентом, ударной силой становится слой, который, как и новые низы, формировался в 1970–1980-е годы, и расцвет которого пришёлся на «весёлое клинтоновское восьмилетие». Речь о так называемом «новом верхнем классе». Возникновение «новых низов» и «новых верхов» – две стороны одной медали. Более того, само возникновение «новых низов», «новой бедноты» – результат формирования «новых верхов».