Газета Завтра 1260 (03 2018) - [25]

На падчерице весь дом держится. Почему? Разве она самая молодая в доме? Разве она моложе дочери мачехи? Она и скотину накормит, и дрова занесет, и печь натопит. Почему же мачеха хочет от неё избавиться? Значит дело не в работе, не в послушании падчерицы. Не нужна мачехе падчерица. Мешает она ей. Чем? Ведь мачеха распоряжается в доме запасами, деньгами, работами. Она распоряжается и тем, что принесла в новый дом из прежней семьи. Или может быть ее беспокоила мысль о том, что после смерти мужа ей нельзя наследовать его власть? И эта власть может достаться его родной дочери? Одним словом, падчерица действует ей на нервы одним тем, что есть, самим фактом своего существования. А поскольку к ней и придраться никак нельзя, постольку ее присутствие в доме делается для мачехи вдвойне невыносимым. Лучше бы она бездельничала, перечила мачехе, отлынивала от своих обязанностей, тогда бы еще как-то можно было с нею ужиться. Негативное отношение к падчерице было бы в какой-то мере оправданным. А так что ни сделает падчерица, все худо. Почему? Потому что ее присутствие в доме ставит мачеху в позицию несовпадения с собой. А это очень трудно не совпадать с собой, быть шизофреником. Она хочет быть матерью, а ей приходится быть ещё и мачехой. Тяжело тиранить падчерицу и одновременно любить свою дочь, а затем еще и тиранить себя за свою несправедливость к приемной дочери. Падчерица – это такой момент семейной жизни, который не позволяет склеить эту жизнь в одно целое. Мужчину, душа которого всегда равна себе, этот момент практически не касается. Но этот же момент является для всякой женщины решающим в истории ее раздвоения.

Все знают, что человек в аффекте может выйти из себя. Но каждый также знает, что затем он может вернуться к себе и успокоиться. А в случае раздвоения нельзя вернуться к себе, нельзя быть в порядке перед самим собой. Ты все время не у себя. Вот как говорит об этом сказка: «Ветер хоть пошумит, да затихнет, а старая баба расходится — не скоро уймется». И в каждый момент она распадается надвое, и ей нужно прикладывать огромные усилия, чтобы хоть как-то компенсировать отсутствие своего цельного образа пристрастным отношением к родной дочери. С падчерицей у неё не конфликт. Это метафизическое неприятие самого факта существования другого. Поэтому падчерицу ей нужно сжить со свету. Что это значит? Сжить со свету падчерицу – это значит вернуться из раздвоенности к своей изначальной целостности. Но возвращение не невинно. За всё нужно платить. Но она хочет, чтобы заплатил за это её муж. «Вези дочь, вези ее, старик, - говорит она мужу, - куда хочешь, чтобы мои глаза ее не видели. Вези ее в лес, на трескучий мороз». И старик везёт.

Поведение отца девочки не христианское. Сказка говорит нам, что он, услышав требование жены, затужил,однако в спор с женой не вступил. И своего слова не сказал. Он предпочел принести свою дочь в жертву Морозко.

Отцова дочь

Девушка сидит под Новый год под елкой, плохо одета, а мороз всё сильнее. «Тепло ли тебе, девица?» - спрашивает её Морозко, понимая, что на то он и мороз, чтобы быть причиной ее холода. Поэтому, спрашивая, он как бы вступает в языковую игру с девушкой, исход которой предопределен. «Тепло мне, батюшка», - отвечает девушка. Почему она говорит неправду? Почему она говорит не то, что чувствует? Потому что она следует формуле вежливости. Если нас спрашивают, как у нас дела, мы ведь не говорим о том, какие у нас на самом деле дела, а говорим, что у нас всё в порядке. Девушка отвечает не содержательно, а формально. Ведь Морозко не спрашивает, холодно ли ей, он спрашивает, тепло ли ей. Девушка терпелива и не хочет обременять собой Морозко. Когда человек замерзает, ему всегда тепло. Поэтому девушка в разговоре с Морозко сохраняет форму вежливости без надежды на успех и одновременно адекватно передает свое состояние. Она замерзает. «Девица, - говорит сказка, - окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелит: ой, тепло мне, голубчик Морозушко». Всё, ей конец. Она умирает. А Морозко её жалеет. Как он может её пожалеть? Да душу отделить от тела. Все - девица отмучилась.

Словами «тут Морозко сжалился» сказка нарушает привычный ход вещей, нарушает логику, законы природы и вводит нас в план действия невозможного. Нет у мороза для нас теплых шуб и пуховых одеял. Он может нас окутать и согреть только снегом. Сжалиться – значит для него лишить нас страданий, то есть лишить жизни. Но в сказке невозможное неизбежно. И подчиняется оно правилу чуда. Что нам может помочь, на что мы можем рассчитывать? На случай? На то, что в мире на всеслучайное есть заветное число, отменяющее случайность?

Вот, например, как решается эта проблема в поэме Стефана Малларме «Бросок игральных костей никогда не устранит случая», написанной в конце ХIХ века. Вместо мороза Малларме вводит иную стихию: море. На море шторм. Утлый корабль тонет. Вместе с ним гибнет капитан. Гибель моряка неизбежна. Но он хочет жить. На что он уповает? Не на Бога, потому что для Малларме Бог умер. Последняя надежда моряка на бросок игральных костей, на число, которое упразднит необходимость смерти. Среди бесконечного множества чисел есть одно, которое, выпав, может справиться со стихией. И спасти моряка. Оно, это «единственное число, которое не может быть иным», может выпасть в один бросок. И этот бросок нужно успеть сделать. Моряк не хочет покорятся судьбе в момент, когда крушение терпит человек. Начинается его безумная игра с волнами. Моряк умер с зажатыми в руке игральными костями. Ничто, которое есть как истина, не помогло капитану. Бросок игральных костей, будучи случаем, никогда не устранит необходимости. Число – это всего лишь сумбур предсмертных галлюцинаций моряка. Капитан у Малларме надеялся на число, замерзающая девушка ни на что не надеялась. Она покорилась судьбе. И эта покорность возвратила девицу к новой жизни.