Газета Завтра 1252 (47 2017) - [28]
На фото: Юрий Холдин рассказывает о своей работе и Дионисии
Сейчас уже все, в принципе способные осмыслять реальность, понимают, что наш знаменитый мастер художественной фотографииЮрий Холдин– явление мирового масштаба. Как, безусловно, иДионисий,которого он открыл миру. То, что сделал Холдин, с его упорным, вплоть до юродства, безотказно и бескорыстно рыцарственным служением Традиции – это от и до последовательное отрицание нынешнего постмодернистского мейнстрима в искусстве.
Постмодерн последовательно отрицает свойственную классике культуру оригинала – копии, заменяя эту культуру, основанную на подлинности, уходящей вглубь веков и никогда не теряющей духовной связи с Абсолютом¸ царствомсимулякров. Симулякр – это псевдокопия, копия никогда не существовавшего оригинала, размноженная, лишенная подлинного содержания пустота, раскрашенная со всей изощренностью «художественного» приема, смерть, напяливающая на себя разнообразные маски жизни. Симулякры, доминирующие в постмодерне – это те самые «гробы повапленные», внутри наполненные полусгнившими костями и смрадом, о которых сказано в Евангелии. Такова вся современная «глянцевая» масскультура. «Искусство» глянца (в том числе и прежде всего в фотографии) – это и есть доведенное до виртуозности умение маскировать духовную пустоту и смрад того, чтоБодрийярназывает«состоянием после оргии», когда все цели достигнуты, все желания исполнены и все утопии – реализованы. Стремиться больше не к чему, и остается лишь симулировать желания и стремления, делать вид, что живешь.
В этом аду «постсовременности», где не осталось подлинной идеальности, личности и творчества как созидания нового (что возможно лишь при наличии живой связи с древом Традиции (дерево – мировой архетип культуры)), прорыв к ее, традиции, подлинности возможен лишь через христоподражательный, жертвенный подвиг и всегда являет собой чудо. Чудо обновленной встречи с Творцом, дарующим человеку и самому возможность творить. Чудо живой жизни, вдруг, вопреки всему, воскресающей посреди страшного и одновременно скучного смертельного маскарада. Такой прорыв через подвиг творчества и совершил Холдин. В царстве симулякров и имитации жизни (каковую по большей части и обслуживает современная коммерческая фотография – главный элемент культуры глянца) он своим «копированием» возродил, открыл для нас подлинный вид оригинала. Это было не копирование в обычном смысле, а как бы продолжение подлинника, созидание на его основе столь же неповторимого и уникального труда, с использованием эксклюзивных авторских техник.
Впервые попав в Ферапонтово в 1993 году, он в какой-то момент вдруг понял, что прежняя жизнь кончилась. Ибо совершилось открытие жизни новой – встреча со знаменитыми на весь мир фресками. Но, захваченный свалившимся на него счастьем, вдруг посетившим его чудом узнавания, лазая по лесам, подолгу рассматривая каждую фреску, он все яснее сознавал, что так, во всей глубине и полноте колоссального авторского замысла, никто никогдаэтогоне увидит. Ибо туристы, которых на 15 минут пускают в знаменитый храм, просто не в состоянии за это время постичь эту глубину, пытаясь как-то соотнести чувство невольного потрясения со скороговоркой экскурсовода, а широко растиражированные репродукции с комментариями… – лучше бы не вспоминать о них. Стало ясно, что данный случай особенно ярко демонстрирует: человек эпохи позднего модерна, даже имеющий статус искусствоведа, по большей части просто не обладает инструментарием, необходимым для постижения творческого продукта высокой Традиции.
Промыслительно сохранившиеся уникальные фрески 15 века представляют собой единый замысел, произведенный и предназначенный длячеловека молящегося. органично включенного в то, для чего предназначен и самый храм – в литургическое священнодействие. Помимо последовательного и очень логичного разворачивания собственно содержательной стороны иконописного сюжета, здесь важно буквально все, в том числе соотнесенность со временем суток, с качеством дневного освещения. Без этого «внешнего» обрамления не воспринимается и затухает сама цветовая гамма фресок.
Долго рассматривая творение Дионисия при различном освещении, Холдин сделал свое главное открытие: полностью адекватное восприятие фресок возможно лишь вочень короткий временной промежутокв районеполудня солнечного дня. Именно тогда можно увидеть все цветовое богатство фресок во всей порожденной автором полноте; именно такое освещение для них наиболее адекватно. В контексте суточного богослужебного круга понятно, что это время, когда завершается Литургия, и люди подходят к Чаше, причащаются Святых Христовых Таин.
В другое время суток фрески тускнеют; в значительной степени теряется свойственная Дионисию объемность изображения, сереет доминирующая здесь охра, а голубизна теряет свою неуловимую прозрачность и глубину. При искусственном же освещении, при полной изоляции от дневного солнечного света (например, ночью или при наглухо занавешенных окнах) они вообще превращаются в свою противоположность, и становится решительно непонятно: а почему, собственно, это – мировой шедевр? А ведь именно так обычно фотографировали эти фрески до Холдина, тем самым напрочь убивая авторский замысел, разрывая столь необходимую здесь связь произведения с Божьим миром!
