Газета Завтра 1251 (46 2017) - [6]

Что касается мозга Ленина, то по результатам его исследования написано несколько книг, всё это отнюдь не составляет какой-то тайны. Например, в его мозге было выявлено особое расположение нервных клеток в виде идеально прямых "колонок" в лобных отделах мозга. А что такое лобные отделы? Это воля, планирование действия и контроль его выполнения. Есть и другие особенности, но их не так уж много. Сегодня мы понимаем, что надежда раскрыть природу когнитивных способностей с помощью чисто анатомического подхода была, конечно, наивной. Мозг и его свойства — это гораздо более глубокие вещи, чем просто физические измерения: больше весит или меньше, больше нейронов или меньше, и т.д. Ведь когда наш мозг решает задачу, то за считанные секунды соединяются миллионы нейронов, организуются новые динамические связи и сети, происходят мгновенные перестройки. В этой динамичности, удивительной пластичности и заключается главный секрет работы мозга.

Жизнь идёт, появляются новые технологии и методы исследования, например, молекулярная генетика. Очень интересно изучать имеющийся материал на новом уровне, реализуя все возможности современной науки. Я надеюсь, что наша коллекция пантеона мозга ещё послужит человечеству в решении самых разных, возможно, даже неожиданных задач.

Александр ПРОХАНОВ.

То есть ленинский мозг для вас является тривиальным экспонатом, он не связан с личностью, с судьбой?

Сергей ИЛЛАРИОШКИН.

Если бы это было так, то вся работа не была бы начата именно с ленинского мозга и не вдохновлялась бы им на протяжении десятилетий. Он "тривиальный" в том смысле, что завершён определённый грандиозный этап в развитии данного научного направления. Но теперь впереди новые задачи.

Сегодня в нейронауке происходят поистине фантастические вещи. Так, в нашей лаборатории клеточной нейробиологии мы можем получать настоящие нейроны из клеток кожи — посредством технологии так называемых индуцированных плюрипотентных стволовых клеток. То есть можно перепрограммировать собственные соматические зрелые клетки, например, клетки кожи и лимфоциты крови, которые легко взять и превратить сначала в плюрипотентные (псевдоэмбриональные), а потом, например, в нейроны или клетки поджелудочной железы — то, что мы сейчас делаем. Это крайне важно, потому что широко манипулировать с эмбриональными клетками сложно по этическим, религиозным и иным соображениям. А "персонифицированные" нейроны можно не просто изучать, но и использовать для трансплантации в мозг, например, при болезни Паркинсона, ведь они генетически идентичны тому человеку, от кого были получены и к кому возвращаются в организм уже в модифицированном виде.

Хорошо известна в мире наша лаборатория по изучению синапсов (связей между нервными клетками), славная история у лабораторий возрастной физиологии мозга и нейрокибернетики, у нас прекрасная экспериментальная, иммуногистохимическая база и другие исследовательские возможности. Одно из ключевых и чрезвычайно востребованных направлений, развиваемых совместно с клиническим подразделениями Центра — поиск биомаркёров наиболее распространённых неврологических заболеваний.

У нас есть ещё один уникальный объект — научная коллекция, отражающая эволюцию нервной системы живых организмов, от простейших нервных ганглиев морских звёзд до сложнейшего головного мозга человека. Здесь сотни препаратов и экспонатов, эта коллекция очень востребована и среди профессионалов (биологов, медиков, студентов), и среди обычных людей, желающих познакомиться со строением мозга.

Александр ПРОХАНОВ.

Но вы же не исключали, что в какой-то момент можете вернуться к уникальной коллекции мозга?

Сергей ИЛЛАРИОШКИН.

Конечно. И одна из идей здесь очень проста. Мы сравниваем генетику обычных людей и людей, одарённых в какой-то области. Например, физика, математика. А потом пытаемся провести некие корреляции с генетикой, строением ДНК выдающихся представителей тех же наук, которые есть в коллекции. Есть мысли, как это можно было бы использовать во благо.

Александр ПРОХАНОВ.

Но это связано с инженерией какой-то? Допустим, удастся гипотетически определить этот "субстрат гениальности", значит, возникает возможность формировать мозги определённого уровня?

Сергей ИЛЛАРИОШКИН.

Не совсем так, Александр Андреевич. Формировать мозги — это уже ближе к евгенике. А у нас речь может идти, скорее, о генетическом профилировании детей и подростков, которые ещё не знают (и не могут знать), чем займутся в жизни. Мама с папой хотят их записать в десяток секций одновременно, не понимая, где ребёнку нравится, а где он мучается. А если мы поможем им провести индивидуальное профилирование (генетическое, биохимическое и любое другое), то, возможно, в какой-то момент сможем с научно обоснованных позиций порекомендовать ребёнку заняться, например, физикой и оставить в покое музыкальную школу. Или наоборот.

Кстати, сходный по своей сути отбор и учебная ориентация детей давно проводятся. Наиболее простой пример: во многих странах при отборе в спортивные школы могут приниматься во внимание также и генетические факторы: этот спортсмен — на короткие дистанции, а у этого другие гены, определяющие длительную выносливость, это стайер.