Газета Завтра 1251 (46 2017) - [5]

Перед Отделом исследований мозга и в целом перед Научным центром неврологии стояла цель придать нашим клиническим исследованиям большую фундаментальную направленность и, с другой стороны, обеспечить экспериментальным разработкам отдела быстрое и эффективное внедрение в клинику. Сейчас это называется модным словом "трансляционная неврология". Мне кажется, что за десять лет нам удалось добиться поставленной цели. Судите сами: сегодня в отделе создаются уникальные экспериментальные модели болезней мозга, а разработанные методы диагностики и лечения успешно переносятся в клинику. Мы проводим испытания новых биологически активных соединений — потенциальных лекарственных препаратов. Изучаются закономерности функционирования мозга, его резервы и возможности как в нормальных, так и в патологических условиях. У нас есть ряд открытий, совместных тем, книг, атласов, которые в равной степени интересуют и фундаментальных учёных, и клиницистов.

Если обобщить пройденный этап, то сейчас мы — уникальное учреждение (в нашей стране таких нет, да и в мире их немного), где представители клинической и фундаментальной нейронауки под одной крышей решают общие задачи. И в этом — огромное преимущество.

Александр ПРОХАНОВ.

Мозг — это тайна. Для меня он остаётся тайной. Вокруг мозга идут дискуссии, рождаются верования. Будучи не биологом, физиологом, а гуманитарием, я интересуюсь, как из мозга рождается интеллект, учения. Как отдельно взятый человеческий мозг в состоянии изменить мироздание? Каким образом попытка оттолкнуться от мозга, который может быть ограниченным, не поддаётся управлению, как эта попытка приводит к необходимости создать искусственный интеллект? Что такое искусственный интеллект? Аналог мозга или что-то совершенно иное? Эти вопросы меня волновали, и они обострились в связи с предреволюционными состояниями и мифами, связанными с мозгом Владимира Ильича Ленина.

Сергей ИЛЛАРИОШКИН.

Мозг — действительно уникальный орган среди всех других, вершина творения. Но, может быть, Александр Андреевич, я должен вас несколько разочаровать. Мы — очень конкретное, "предметное" учреждение. Мы вполне материалистически оцениваем мозг, в первую очередь, как медицинский объект, то есть философская или социологическая сторона — не совсем наш профиль. Мы можем поговорить на эту тему, но рассуждения о том, где мозг, где душа, — это, скорее, ближе к психологам и психиатрам. Хотя, разумеется, две специальности — неврология и психиатрия — близки, более того: на заре клинической медицины психоневрология была единой специальностью. А в начале ХХ века неврология и психиатрия разделились. И сегодня с изрядной долей условности можно сказать, что психиатры — это больше "душа" (мысли, чувства, осознание себя и окружающего мира), а у неврологов — субстрат. Если инсульт — то где и по какой причине? Если двигательное расстройство, то какой отдел мозга страдает? Все наши исследования сегодня направлены на понимание законов, по которым работает мозг как целостный орган в тесной взаимосвязи с другими органами нашего тела.

Александр ПРОХАНОВ.

Давайте вернёмся к созданию Института мозга. Правильно ли я понял, что всё-таки стимулом для появления этого учреждения явилась смерть Ленина, повышенный интерес к его интеллекту?

Сергей ИЛЛАРИОШКИН.

И так, и не так. Идея о создании того, что мы сейчас называем "пантеон мозга", возникала давно у разных людей. Наиболее чётко её озвучил Владимир Михайлович Бехтерев. Величайший корифей, один из немногих отечественных учёных, кто считается признанным классиком мировой неврологии, психиатрии и нейроморфологии. По меткому выражению немецкого профессора Копша, "знают устройство мозга только двое: Бог и Бехтерев". Бехтерев хотел сделать такой пантеон на базе своего Психоневрологического института, который он создал в Санкт-Петербурге. Но, по иронии судьбы, когда он скончался в 1927-м году (лаборатория мозга в Москве уже была к тому времени), его мозг в числе первых попал в пантеон мозга, созданный здесь, в Москве.

Действительно, катализатором идеи была смерть Ленина. Дело в том, что советское правительство, деятели партии загорелись абсолютно революционной идеей, которая была, мне кажется, вполне в духе множества других революционных идей, витавших в то время в воздухе в совершенно разных сферах. Идея была в том, чтобы на примере мозга "великого гения всех времён и народов" найти субстрат гениальности. Для этого, во-первых, мозг Ленина сохранили. Во-вторых, пригласили из Германии Оскара Фогта — выдающегося немецкого нейроморфолога, специалиста в области цитоархитектоники (новая для того времени наука об изучении различных корковых полей, характеристик нейронов и их взаимоотношений с другими клетками). Это организатор и первый директор Института мозга. Он привёз уникальное оборудование, приборы, которые позволяли делать чрезвычайно тонкие и уникальные по размерам срезы вещества мозга.

Таким образом, в СССР началось изучение сначала мозга Ленина, потом других людей: всего в коллекции сегодня около сорока образцов мозга отечественных и европейских революционеров, деятелей партии и правительства, наших выдающихся учёных и представителей культуры. У нас в коллекции — мозг трёх Нобелевских лауреатов (И.П. Павлов, Л.Д. Ландау, А.Д. Сахаров). Есть мозг учёных, которые (как, например, К.Э. Циолковский) были творчески активными до весьма преклонного возраста, поэтому научные исследования на таком материале помогают понять истоки творческого долголетия. Пользуясь случаем, хочу выразить огромную благодарность академику Ирине Николаевне Боголеповой, которая в тяжелейшие 90-е годы сохранила это уникальное наследие, аналогов которому нет в мировой науке.