Газета Завтра 1227 (23 2017) - [23]

Виктор ЧЕРКАШИН. Это обычная практика спецслужб всего мира. Дело в том, что полученные о таком-то гражданине РФ или США данные, что он является агентом иностранной разведки, ещё не значат, что этого гражданина, которого назвал наш источник в ЦРУ или источник ЦРУ в нашей спецслужбе, можно сразу же после получения на него данных арестовать и посадить за шпионаж. Для ареста требуется получить какие-то данные, которые бы подтверждали его шпионаж в пользу врага, а для их получения необходимо организовать очень тщательную и вместе с тем кропотливую и профессиональную работу контрразведки. При такой умной, осторожной и профессиональной организации этой работы и уже потом, когда соберутся данные относительно того, как гражданином то ли России, то ли США поддерживается связь, какие материалы он передаёт сотруднику вражеской разведки, можно получить ту информацию, которая позволит доказать, что он является агентом иностранной разведки. Только тогда можно произвести его арест.

"ЗАВТРА". Получается, что ФБР в этом плане работало и работает очень грамотно?

Виктор ЧЕРКАШИН. Не только ФБР, все контрразведки работают грамотно.

"ЗАВТРА". Виктор Иванович, большое вам спасибо за это интервью, разрешите пожелать вам и членам вашей семьи крепкого здоровья.

Важно всё!

"Важно всё!"

Александр Иванов , Андрей Смирнов

8 июня 2017 0

С момента  появления  издательства "Ad Marginem" на страницах «Завтра» прошло уже полтора десятилетия. С тех пор интервью, бесед, комментариев было предостаточно, но ни разу главный редактор "Ad Marginem" Александр Иванов не был банален или прямолинеен. Он мыслит непрерывно, объёмно, парадоксально. Посему в негласной иерархии собеседников –Александр Терентьевич, как минимум, среди первых. На ум приходит герценовское определение Хомякова: «Необыкновенно даровитый человек, обладавший страшной эрудицией, он, как средневековые рыцари, караулившие Богородицу, спал вооруженный. Во всякое время дня и ночи он был готов на запутаннейший спор и употреблял для торжества своего славянского воззрения все на свете - от казуистики византийских богословов до тонкостей изворотливого легиста». Исключу тему спора, хотя вступающим в полемику с Ивановым - не завидую.

Последние годы "Ad Marginem" специализируется на издании исследований о проблемах современного общества и теории культуры. При этом уверенно конкурирует с проектами, которым по своим ресурсам на порядки превосходят возможности издательства. Из последних изданий – книга британского философа Саймона Кричли  "Боуи" , всемирная история товарно-денежных отношений антрополога Дэвида Гребера  "Долг: первые 5000 лет истории"   или переиздание детской книги Александра Введенского "Железная дорога".

Настоящую подачу решено было представить не в формате интервью, но через размышления Иванова на самые разные темы – от предыстории и дня сегодняшнего "Ad Marginem" до главных русских вопросов и актуальных ответов на глобальные вызовы. 

***

Фундамент моей издательской деятельности образовался из службы в армии. После окончания Белорусского государственного университета я служил двухгодичником. Сначала был командиром миномётного взвода, а потом год дознавателем в военной прокуратуре Минского гарнизона. Объездил фактически весь Советский Союз. Где был: крайняя восточная точка – город Нижнеудинск Иркутской области; крайняя южная точка – Ленинакан, где-то 120 км от Еревана; крайняя северная точка – Псковская область, поиски военного преступника ещё времён Второй мировой войны; и крайняя западная точка – город Балтийск, главная база Балтийского флота. Был уже последний месяц моей службы в Советской армии. В этом прекрасном морском городе я оказался чуть ли не единственным в зелёной защитной форме с погонами старлея. Меня ведь судьба сначала забросила в танковую бригаду, в артиллерийский дивизион, поэтому я был с танкистскими петличками. И в мире моряков чёрном и белом, в офицерском клубе я пользовался невероятным успехом, главным образом из-за своей формы. В Балтийск меня послали провести дознание по поводу так называемых неуставных отношений на одном из сторожевых эсминцев. Дезертир добежал до Белоруссии, был пойман, и меня послали провести дознавательные действия, допросить людей, как и что там случилось. В Балтийске я был на приёме у вице-адмирала, командующего флотом, посетил адмиральский крейсер, посмотрел впервые, как выглядит боевой корабль изнутри. При этом я ездил повсюду с томиком "Феноменологии духа" Гегеля. Внедрялся в глубины немецкой классики, продолжая пребывать в армейском мире. Армейское, а потом циничное прокурорское окружение на меня очень сильное влияние оказали–эти люди знали цену словами, делам.

Я в армию ушёл спонтанно. Мой уход воспринимался как поражение. Я был на хорошем счету, дорога в аспирантуру была открыта, мог бы делать академическую карьеру. Но служба стала для меня своеобразным проявлением позднесоветского эскапизма, ухода на обочину.

Прекрасное время, пик застоя. Олимпиада-80,Тынис Мяги, все эти вечные ценности. Продолжение инерционного движения "долгих семидесятых", которые начались в Париже и Праге в 1968 году и закончились со смертью Андропова. Как-то в Википедии случайно открыл страничку про Екатерину Фурцеву и посмотрел, что происходило в то время, когда она была министром культуры. Да это просто какие-то Афины V века до нашей эры! Театр, кино, музыка, балет, Таганка, вся деревенская проза, Бродский, "толстые" журналы, Тарковский. Целый мир. Поройкажется, что прорывом стали шестидесятые, "оттепель". Нет, всё, что действительно стало культурной революцией, – это семидесятые. И стиль, конечно. Семидесятые породили определённый тип массового советского эскапизма. Брежнев был таким же точно его представителем, как и киногерои Олега Даля. Он любил на охоте рассказывать анекдоты, послушать Высоцкого, покататься на ярком автомобиле–то есть "сбежать" (от охраны, от официальной казёнщины). И это было общим желанием всего позднесоветского общества. Очень мощно развивался внутренний туризм,в семидесятые появилось "Золотое кольцо", Юрмала стала знаком "европейства". Внутренний туризм – это приход локализации на смену советскому глобализму. Любовь к локальному не обязательно была связана с понятием "русской партии", наиболее радикальной реакции на кризис советской утопии. Нет, она была частью обычной жизни квалифицированного рабочего, итээровца, преподавателя вуза, которые собирали иконы или альбомы по искусству, знали, как засаливать рыжики по рецепту Солоухина, открывали для себя Суздаль и Юрьев-Польский, зачитывались "Словами" Сартра и Селинджером, сидя на веранде в Майори или Дубулты, слушали на горе Хамелеон у могилы Волошина напротив Коктебельской бухты песни Высоцкого или стихи Ахмадулиной.