Газета Завтра 1217 (13 2017) - [39]

А тут все стало вертеться вокруг этого альбома. Брага стал безусловным авторитетом как самый родовитый. Им восхищались. Он, как обнищавший граф, таил своё происхождение! То жалели: из такой благополучной жизни - и в подвал! Каждый даже подумывал, что его самого ещё не так жизнь шмякнула, как вон Брагу. Надо же! От такой-то родни - и в подвал!

К нему шли за советом, как к третейскому судье, негласно признавая его превосходство, его право судить-рядить. Его расположения искали, хотя дать он ничего не мог. Но внимание такой персоны уже было лестно. Те детали, которые Брага не мог объяснить, когда при рассматривании альбома возникали вопросы, сами обитатели объясняли сохранением Брагой тайны. Люди из альбома ожили для каждого! У каждого было своё отношение к ним. Личное. И Брага даже стал ревновать подвальщиков к «своим родственникам». И когда кто-то спрашивал, например: «А сколько лет у дяди Валеры выслуги было?», отрезал – «Какой он тебе дядя? Тоже мне, племянничек нашелся». Чаще отвечал, что и как, но то и дело вскипал: все в родню лезут! Дядя, тётя, бабушка… Подвальные тогда то ли упрекали, то ли словно извинялись за своё панибратство: у тебя вон сколько родных! А у некоторых никого на белом свете нет. Так хоть чужого дядю дядей назвать.

Однажды альбом пропал! Брага пришёл вечером - сунулся, а альбома нет! Он похолодел. Хотя альбом уже не был тайной, но Брага по-прежнему его прятал. И вот пронюхали, сволочи! Устроил дознание: кто, что. Никто не сознавался, и все по-настоящему рассвирепели: обокрали всех! Пару дней Брага ходил, как убитый, огрызался на сочувствующих, но на третий день вечером, словно в надежде на чудо, сунул руку в нишу, и руке не поверил: лежит! Достал - все фото на месте. Тоже мне, идиоты, розыгрыши устраивают. Но перепрятал: второго такого розыгрыша и не переживёшь, чего доброго. Это как всю родню в одночасье потерять.

Как-то Брагу на подходе к дому мужик окликнул: «Анатолий!» Брага и не понял, что это к нему, тогда мужик не очень уверенно выговорил: «Товарищ Брага». Брага остолбенел, на мужика уставился. Тот – на него. Мужчина стал что-то мямлить несуразное, гмыкать. Брага насторожился очень: кто такой? Чего надо? Откуда его имя знает? И вдруг заметил, что Бульбаш из-за угла выглядывает: то высунет голову, то отпрянет. Брага вспомнил, что тот буквально накануне слащавым голосом спросил: «Браха, а имя какое тебе? Не Браха ш? Имя как цебе дали?»

Толян в хорошем настроении был, ответил по-нормальному. И Брага мужика узнал: это же «дядя Саша» из Владивостока, тот, кого Бульбаш узнал в альбоме. А этому идиоту, видимо, всё обидно было, что он прав, а ему не верят, и вот он разыскал. Брага не знал, что делать: его самозванство сейчас раскроется, и его построенный в воображении дом разрушится. Он сам во всё поверил, и вот- бульдозером правды сейчас всё сметут. Зачем? Он ведь ни к кому не лез и никакого наследства не ждал.

Мужик, погмыкав предложил: «Зайдём в кафе. Поговорим».

Брага равнодушно кивнул, поплёлся. Хоть время оттянуть. Он и не вслушивался очень-то, что мужик говорил, а думал, что у всего подвала отнимает опору, которая делала их жизнь устойчивой и опирающейся на семью, пусть и чужую. Что он словно детей обокрал, вытащив из кульков подарки и оставив камни какие-то. Чего сейчас идти домой? Что скажешь? Такой позор! Как дерьмом прилюдно вымазали. А дурак Бульбаш не унимался. Всё под окнами кафе ходил, подглядывая.

Когда ужас неотвратимости наказания прошёл, Брага стал что-то улавливать. Мужик, которого звали Павел («мне Николай говорил, что вы называли меня дядя Саша, наверное, просто вы по малолетству не запомнили, что это – дядя Паша, конечно, мы не же не общались». Бульбаша этого несчастного «Николай», оказывается, зовут), рассказывал, что они знали о бабушке Оле, которая по любви выскочила замуж и уехала куда-то далеко в провинцию, её родители старались о ней не вспоминать. Но то и дело доносились вести, что у неё две девочки. А видите, вы - сын. Михаил Георгиевич поддерживал связь с вами - вон сколько и детей, и внуков его у вас фотографий. И наши вам, оказывается, посылал, а нам ничего не говорил!

Тут уже Брага начал гмыкать, агакать. Пока нормально получается: какая-то родня у этого мужика была, Поля потерянная у них где-то обреталась. Да и в любой родне все имена найдёшь: и Коля, и Поля, и Оля, и Саша, и Паша… Он мужику слова не сказал, а тот сам всё предположения строит. Ну, сиди, поддакивай. Он уйдёт, и дело с концом. Как было, пусть так всё и остаётся.

А Саша-Паша ещё и говорит:

-Михаил Георгиевич, мой двоюродный дед, а ваш- троюродный, всё внукуИгорю  завещал. Тот не единственный был, но любимый. Он вам его фотографии посылал, в альбоме они есть, я видел, когда мне Николай альбом показывал. Сам Игорёк парень неплохой, но жена у него – дьявол во плоти. Только Михаил Георгиевич умер, она сразу квартиру продала, вещи все выкинула! Мы бы на память что-нибудь взяли. Да вот хоть бы фотографии. Нет, ничего не говоря, только в наследство вступили - продала и всё вышвырнула! Нам неудобно было после кончины Михаила Георгиевича попросить на память что-то взять. Она с её мещанской логикой решила бы, что мы нажиться хотим. Ну, мы и деликатничали. А тут узнали, что квартира продана. Вещи - неизвестно, где. На помойке, чего тут гадать.