Газета Завтра 1202 (50 2016) - [27]

Что есть университетская привилегия?

В истории с Университетом Дмитрия Пожарского мне нравится почти всё. Посудите сами: небольшое количество студентов, бесплатное обучение, но! Сам УДП не существует в качестве "отдельной боевой единицы": он — часть "сети", в которую входят еще Государственный академический университет гуманитарных наук (ГАУГН) и Центральный экономико-математический институт РАН. Это освобождает УДП от ряда весьма неприятных, но необходимых для институциональной легитимации моментов, как то: аккредитация, лицензирование…

Имея в виду американскую модель построения образования, мы могли бы сказать, что УДП играет роль колледжа при ГАУГН, когда бы не одно "но": Университет Дмитрия Пожарского не есть "профориентационная" ступень ГАУГН, он — самостоятельная величина, выпускающая специалистов уникального качества. Обусловлено это тем, что УДП сначала сам выбирает лучших по стране, а затем оплачивает места в ГАУГН для своих студентов из Русского фонда содействия образованию и науке. Обучение в УДП для магистра (а с будущего года обещают и бакалавриат) бесплатно. ГАУГН подтверждает качество рабочих программ не только разрешением на преподавание, но и своими дипломами для выпускников УДП.

Устойчива ли такая конструкция? К сожалению, нет. Конечно, никто не сможет разорвать профессиональные связи того же Алексея Савватеева, но прекратить финансировать вуз, который он возглавляет едва ли не honoris causa, может учредитель. Без ансамбля. Почему? Да именно потому, что институционально УДП никак не оформлен в качестве независимого учреждения. У него нет закрепленных навечно привилегий, прежде всего земли, на которой он "живёт", хотя уже сейчас на Селигере строится кампус УДП. Нет и попечительского совета, который поддерживает его не "за так", а "за кадры", но при этом имеет ограниченное влияние на учёный совет и не даёт возможности ни одному из попечителей "хлопнуть дверью".

Однако процесс институционализации подобных вузов — дело будущего. УДП здесь не первый, но, похоже, пока единственный вуз, которому позволяют "учить мудрости". Математика, экономика, классическая филология — вот то, что имеет он сейчас. Бумага, карандаш, ластик…

Итак, что есть наука?

Получается, что наука всё-таки есть горизонтальная конструкция, лишь пересекающая кое-где вертикальные постройки госаппарата, военно-промышленного комплекса, индустрии. Наука как организм зарождается в университете, а потом взрослеет и даёт плоды… где? Да где придётся, но все-таки на хорошо подготовленной почве скорее, чем на пустыре.

Начало ХХ века было ознаменовано бурной работой ряда физиков и химиков. Они печатались друг у друга в журналах, участвовали в одних и тех же конференциях, выпивали на одних и тех же банкетах. Нильс Бор занимался теорией в Дании, а позже в США. Энрико Ферми был чёрен от графита Манхэттенского проекта, Вернер Гейзенберг делал бомбу для Германии, Мария Склодовская-Кюри светилась на весь довоенный мир не только внутренней мыслью, её дочь Ирэн Кюри отдала своего мужа Фредерика Жолио Сопротивлению, хорошо, что не безвозвратно. Линия фронта разделила многих, но! Все они, теоретики и экспериментаторы, встречались и до, и после войны — как сказали бы мы сейчас, тусовались и просто жили. А потом выяснилось, что мимоходом создали новую физику. На сплошных горизонтальных связях.

Невзороф. Live

Александр Проханов

Глава 19. Тибетские практики

Александр Глебович Невзороф перешёл в буддизм и стал много есть, драться и ловить ртом мух. Бывало притаится где-то в уголке и ждёт, когда пролетит муха. И тогда без предупреждения набрасывался на неё и хватал ртом, но не проглатывал, а копил, думая, что они на что-нибудь пригодятся. Когда мух скопилось много, они между собой подружились. А были они работящие и все — по строительному делу. Они сбились в артель и полетели в Тибет, потому что получили подряд на ремонт и строительство тибетских монастырей. Александр Глебович Невзороф почувствовал, что мухи летят в Тибет и, не раскрывая рта, устремился за ними, потому что и сам собирался попасть в Тибет, чтобы изучать тибетские практики.

Он увидел в Тибете много монахов и стал изучать их монашеские тибетские практики. Первым монахом была Марина Королёва. Она носила оранжевую хламиду и учила Александра Глебовича Невзорофа, как ему превращаться в туман. Она сама превращалась в туман, внутри которого находился ёжик. Это была сама Марина Королёва. Вторым тибетским монахом оказалась Ольга Журавлёва. Она тоже носила оранжевую хламиду и учила Невзорофа, как нужно перепрыгивать горный ручей. А перепрыгнуть его нужно было так, чтобы перед этим не говорить слово "гоп". Третьим тибетским монахом была Ольга Бычкова. Она ходила во всём оранжевом и учила Александра Глебовича Невзорофа стрелять из лука. Луком она была сама. И чтобы выстрелить из этого лука, его нужно было натянуть. Невзороф натягивал, натягивал, натягивал, пока Ольга Бычкова вновь не превращалась в монаха и в оранжевом одеянии, пошатываясь, брела в свою келью.

Надо сказать, что Александр Глебович Невзороф, прибыв в монастырь, всё время молчал, и монахи думали, что он дал обет молчания. Но удивлялись, почему в нём что-то жужжит. А жужжали мухи. Но это были не простые мухи, а добродетели. Их было у Александра Глебовича Невзорофа очень много во рту, и он стал их по отдельности дарить монахам. Монаху Ксении Лариной он подарил добродетель, которая называлась "Тише едешь, дальше будешь". Монаху Оксане Чиж, он подарил муху-добродетель, которая называлась "Уходя, гасите свет". Монаху Наргиз Асадовой он подарил добродетель, которая называлась "На чужой каравай рот не разевай". Монаху Майе Пешковой он тоже подарил муху-добродетель, которая называлась "Если хочешь быть здоров — закаляйся". А ещё одну муху-добродетель он подарил Светлане Сорокиной. Ей досталась добродетель "Не всё то золото, что блестит".