Газета Завтра 1202 (50 2016) - [24]

Сергей ЗАГАТИН. Вопрос в том, что Россия сейчас стала частью глобального мира. Отрицать это бессмысленно. Мы настолько взаимопереплелись с Западом, что даже попытки раскачать российскую лодку с западной стороны выглядят достаточно идиотскими — страдает от них не Россия, но во многом именно Запад. С другой стороны, в этом есть и опасность для России: у нас всегда была своя самобытная технологическая культура, которая сейчас тоже взаимопереплетается с западной и втягивает в себя не только лучшее из неё, но и все западные пороки. Тут надо учитывать, что мы исторически выросли с Западом фактически на одних корнях, и от нас самих зависит, насколько критично мы будем воспринимать родственную нам, но всё же отдельную от нас ветвь человечества. Это уже вопрос разумности фильтра, который бы пропускал всё лучшее, но задерживал пороки и ошибки.

"ЗАВТРА". Значит, всё-таки есть надежда и у мира, и у России в частности   — пережить будущую сингулярность и не скатиться в "новое средневековье", пытаясь спрятаться от неизбежного, плодя "поколение троечников"? Ведь обычно те люди, которые критикуют сингулярность Курцвейла, не верят в технологический прогресс, они тут же говорят: "прогресса нет", "всё катится под откос, и особенно— в России". Мол, мы сползаем в новое средневековье, где новые лендлорды будут следить за своими крепостными, но уже через приложения в смартфоне. Чего нам ждать через 10-15 лет?

Сергей ЗАГАТИН. Думаю, нам надо с честью и со здравым смыслом пережить этот неизбежный кризис ближайших 10-15 лет, учитывая все те проблемы, которые я уже упомянул в нашей беседе. Когда нынешний глобальный проект рухнет, России надо быть в выигрыше, с людьми, которые будут готовы обособиться от руин старого мира, и у которых своих компетенций будет поболее, чем на "твёрдую троечку". Троечников в новом мире будет и без них хватать. А у нас сейчас и политически, и экономически создаётся крепость Евразия. То есть две трети населения планеты — это и будет самый крупный рынок.

"ЗАВТРА". Но для этого надо будет в эти "две трети" брать Индию и Китай, правильно?

Сергей ЗАГАТИН. Да, России надо опираться не только на себя, но и на другие страны Евразии, на Индию и Китай. Россия вполне может стать сверх-арбитром в таком новом мире — именно "судьёй", но отнюдь не "надсмотрщиком" или "начальником". Русские ведь никогда не строили отношения с окружающим миром с позиции силы — в этом наша уникальность и наш шанс в мире будущего. А там и сингулярность придёт, но тут уже будем вместе думать, как её пережить. Будет интересно — это уж точно.

Беседу вёл Алексей АНПИЛОГОВ

Апостроф

Апостроф

Роман Раскольников

Леон БЛУА. Дама Смерти. / Пер. с фр. А.Родионова. – М., 2016. – 52с.

Леон Блуа принадлежит «к ряду «таинственных» писателей XIXвека: будучи в центре секулярной или пропитанной гносисом культуры, они хотели черпать своё вдохновение в католицизме» (О.Клеман). Сам Л.Блуа чрезвычайно точно обозначил тот «таинственный» ряд, к коему и сам принадлежал, в заглавии одной из своих книг: «Последние столпы Церкви» («Les dernieres colonnes de l’Eglise»). Оценка одного из сих «последних столпов» (ему посвящена нарочитая глава в вышеназванной книге) Ж.-К.Гюисманса, данная Вячеславом Ивановым, на наш взгляд, приложима и к самому Л.Блуа: «Католичество имело в нём несравненного истолкователя-художника, равного которому по гибкости, проницательности и гениальности восприятия и возсоздания можно было бы пожелать Церкви Восточной…».

К сожалению, до сих пор произведения Л.Блуа на русский язык в достодолжной полноте не переведены. Можно указать лишь на книгу «Кровь бедняка» (М., 2005), и на настоящее издание, впервые переведённую книгу «Дама Смерти», посвящённую св. королеве-мученице Марии-Антуанетте. Книга о королеве-мученице, о коей на русском языке не существует более или менее толковой литературы, к тому же написанная христианином-традиционалистом, есть сама по себе незаурядное событие… В оригинале книга имеет название «La Chevaliere de la Mort», что скорее можно перевести как «Рыцарь Смерти». Блуа видит житие Марии-Антуанетты «под знаком Смерти»: самое ея рождение 2 ноября, в день поминовения всех усопших (по католическому календарю – Р.Р .) было предзнаменованием ея особливой «отмеченностью Смертью». Блуа имел репутацию «реакционера и роялиста, воздававшего хвалу Средним векам», но его «реакционная» приверженность христианскому средневековью оборачивалась крайней «революционностью» в отношении современного мира… Мученическая кончина Марии-Антуанетты, «Дамы» или «Рыцаря Смерти», в очах Л.Блуа знаменовала «кончину эпохи рыцарства» во Франции и в Европе, она стала днём «погребения Традиции, Аристократии, Трона и Мира».

«Небывалая напряжённость духа сделала Блуа писателем-новатором и в стилистическом смысле: до него так напряжённо не писал никто. Своим обличительным и мистическим пафосом он открыл новую главу в развитии французского языка» (Н.Струве). Переводчику и поэту Антонию Родионову удалось «конгениально» передать неповторимый стиль Леона Блуа. Вчитаемся: «Мария-Антуанетта родилась в День поминовения всех усопших верных. Церковь воспевала гнев и страшный суд справедливого Судии. Все католические храмы оглашались рыданиями ныне живущих, молящихся об усопших. Мария-Антуанетта, белокурая Дама Смерти, что ужаснее и красивее символической смерти с косой Альберта Дюрера, Мария-Антуанетта, эрцгерцогиня Святой Империи Семи Скорбящих, появилась на свет в этом трауре дней, низвергнувшись из материнского лона в погребальные ризы своей судьбы. Её первые крики кажутся эхом ужасной Прозы, и это эхо безпрерывно звучало в её бедной душе. Оно возрастало вместе с ней в пурпурной трагедии королевских детей, утверждалось в ней, как в своём монаршем дворце – сначала прикровенное, смутно перемежающееся, почти немое и почти глухое в горячем шуме празднеств и безумии приветственных криков обожания народа, более различимое на закате этого столь краткого счастья, потом внезапно ставшее безграничным, доминирующим, оглушающим как гром – в ниспавшей ночи смерти Монархии. Самое душераздирающее в литургических песнопениях слилось с её первым вздохом и было заглушено её победоносным криком обожаний и оскорблений всех её тридцати семи лет. Труба горнего ужаса привносила безконечность своей тревоги к радости колокольного перезвона и тщеславным канонадам в честь её крещения; толпа мертвецов подобно океану обступала хрупкие ножки её колыбели, в которой дремали все печали истории; ужасы Страшного Суда подобно полёту чёрных голубей парили над этой невинностью, которую никогда не могли потрясти даже все безчисленные и самые изощренные поношения. Священное Писание, Трон, Суд, шаткое спокойствие праведных, нечеловеческое оцепенение природы и смерти – такова была песнь рождества и эпиталама, исполняемая в необычайно грустном миноре во мраке брачной ночи невидимым хором ста тридцати двух раздавленных на площади Людовика XV. Когда королева Франции пойдёт на казнь, она сможет услышать её последний раз, и это будет эпиталама вечных свадеб при её восхождении на небеса. Тогда день действительно будет рождён от слёз, от сердца, разбитого в прах, от разделения с проклятыми, от надежды, обращённой к Богу, как одинокая башня в неугасимом пламени жертвоприношения! Какая необыкновенная судьба, и какая необычайная честь! Несомненно, ряд других великих мучеников уже стали светочами Искупления, и мы знаем, что в центре каждого столетия есть трещина, подобная оврагу, образованному потоком крови невинных, пострадавших вместо виновных. Но я не думаю, что какое-либо из несчастий, переживаемых человечеством, когда-либо могло удерживать в руках столько красоты, алебастр столь чистый и столь тупо разбитый кровавым молотком революционных увечий. Мария-Антуанетта восходит к апофеозу своего унижения с короной на голове, со скипетром в руке, своими двумя стопами попирая триста тысяч голов зевак, собравшихся поглазеть на её казнь. Отвратительный резак гильотины предстает как Лабарум и поворачивает ход истории. Сим победиши, о девятнадцатый век! До этого дня, 16 октября 1793, уже видели, как королевы обезглавливают королев, не видели, как королеву на законном основании гильотинирует Сброд, Сволочь, это Хамово отродье – их величество наших дней. У отрицателей Бога арест такой особы непременно должен был быть произведён в соответствии с их судебной практикой. Мне скажут, что это начало общества и конец высшего света. Я же вижу здесь конец Салического Закона, и как раз этого не увидело грандиозное революционное слабоумие. Мария-Антуанетта поступила как св. Дионисий. Она подобрала свою отрубленную голову и стала править в полном одиночестве, с головой в руке. Правление несокрушимое, то, которое впредь не смогут упразднить ни мятежи, ни плахи, ни расстрелы, ни пушечные канонады, ни сожжённые столицы. Гильотинированная Королева впервые будет править поверх всех императорских и королевских диадем и поверх мерзкого бисера наших бургграфов-парламентариев. Это будет продолжаться, пока в Европе не остановится последнее мужское сердце, не угаснет последнее женское целомудрие, последняя искра рыцарского гнева христианской совести!».