Газета Завтра 1173 (21 2016) - [20]

Интересен вопрос и о том, с какой "историей" имеет дело среднестатистический гражданин?

Вероятно, наиболее близко определение Т.Куна о расположенных в хронологическом порядке анекдотах и фактах. Только человек, как правило, не осознаёт этого. Для него история, как сказали ещё в школе, — это наука, которой известно, как было на самом деле. И, более того, это очень серьёзная наука: есть столько диссертаций, экспедиций, исследований, датировок. Например, о каждой битве известно почти всё (учебник красочно описывает передвижения пехоты, конницы и прочих важных составляющих боя и не только его). О каждом правителе существуют красочные описания жизни, характера, пристрастий, прегрешений и пр. Но как такое может быть в принципе?

Если посмотреть на современный мир, наполненный информацией (спасибо Интернету), и задаться вопросом, например, о возможности описания какой-либо битвы в Сирии, — то сразу станет заметно, что события совсем недавнего периода, например, битву за Пальмиру мы можем описать значительно хуже, чем битву при Бородине. Неужели такое возможно? Знать наверняка (или почти наверняка), что было пару сотню лет назад — и толком не знать, что происходит сейчас?! Про "правителей" с их привычками и характерами вообще разговор отдельный — просто миф обыкновенный, натуральный! Один Иван Грозный чего стоит, который то ли убивает сына (как на картине), то ли не убивает, так как на волосах трупа сына нет следов крови. При этом факт убийства, запечатлённый на картине, тихо шепчет разуму, что все же убийство произошло — его изображение за всю сознательную жизнь виделось столько раз, что само себя закрепило в ментальной реальности как нечто свершившееся и имевшее место быть. Таким образом в историческую "науку" тихонько пробирается фактор веры в историю-рассказ (картину), которым оперирует мозг человека. В этом случае большой интерес вызывает, конечно, авторство этих исторических шедевров. Равно как важен и вопрос о выгодополучателях и их целях и задачах при формировании определённого исторического текста.

Естественно, человеку хотелось бы придать истории характер теоретического знания, то есть проверяемого знания, помогающего предвидеть развитие социальной массы и строить планы на будущее. Но как показывает опыт, теория бывает частенько слепа к оценке неожиданных изменений, к новым проявлениям бытия, и приходится признавать, что историческое "развитие происходит случайно,.. ход истории беспорядочен, причины непостижимы, а итоги проследить невозможно". И победа в Пальмире пока ещё кажется неким мифом-сюрпризом, тогда как события Бородина представляются "проверенным" мифом, которому можно верить.

Следует понимать, что на сегодняшний день формальные теории не дают алгоритма обработки исторической информации, упираясь в различные ограничения неполноты (теорема Гёделя), неразрешимости (теорема Чёрча), невозможности выразить истину (теорема Тарского) и пр. И тут конечно и приходят на выручку истории-рассказы, в которые достаточно просто поверить. Собственно, это и причина появления бурного и брутального потока фейков современности. Всё немного неполно, неразрешимо, непроверяемо, что позволяет как раз рассказывать оригинальные воображаемые истории. И все истории появляются как плод воображения, основанный на определённых умозаключениях и имеющий определённую цель. Тут стоит задаться вопросом: а так было всегда? Если да, то все описания баталий, правителей, походов (нужное подчеркнуть) — это, вероятно, в большинстве своём просто воображаемые рассказы о былом. И об этом писали весьма уважаемые люди уже давно. Так, например, Гельмут Мольтке указывал, что "план операции не может с некоторой уверенностью простираться дальше первого столкновения с главной массой противника. Только профан может думать, что весь поход ведётся по предначертанному во всех мелочах плану без отступлений и что этот первоначальный план может быть выдержан до конца". Да и Лев Толстой в "Войне и мире" писал: "Если в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них война и сражения исполняются по вперёд определённому плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны".

Конечно, они опираются на какие-то факты и артефакты. Но история — это, прежде всего, интерпретация фактов интерпретатором (другими словами "историографом", писателем повестей), а не истинное знание. В какой-то момент времени обществу стоит в этом себе признаться. И задаться вопросом, что делать с этим ворохом "сена", в котором затерялась "игла" познания?

Наиболее познавательным, на наш взгляд, является подход умозаключений на основе оценки фактов не с позиции современности, а на основе переосмысления возможных взаимосвязей, существовавших в различные эпохи истории. Умозаключения истории не базируются только лишь на научных идеях, они переплетаются и с философскими идеями, и с технологическими возможностями, и с политическими и экономическими взглядами, свойственными и несвойственными исследуемому обществу в определённый период. История как идеальный случай познания должна представлять собой попытку, по выражению Виктора Шкловского, "вывода вещи (в нашем случае — исторических реалий) из автоматизма восприятия" для получения опыта рефлексии и опыта осознания реальности иным способом. При этом всегда стоит помнить, что "карта не есть территория", а умозаключения не являются реальной историей. Но именно они позволяют осмысливать исторические события, позволяют переосмысливать собственный опыт и представления об окружающем и ранее окружавшем, что, в конечном счёте, может привести к изменению ментального поведения конкретного человека, а с ним и коллектива людей. В случае удачного переосмысления представлений о мире может произойти и так называемый сдвиг парадигмы, который похож на состояние, когда "пелена спадает с глаз".