Газета "Своими Именами" №46 от 15.11.2011 - [13]

Суть обиды вот в чем. Были у комсомольцев ГРЭС какие-то критические замечания к горкому, наверняка в целом терпимые, делегация ГРЭС подготовила выступающего для их оглашения. Но этот Ш. счел себя уже опытным номенклатурным волком и применил обычный в таких случаях прием – он поставил этого выступающего в конец списка, а впереди выпустил болтливых и косноязычных зануд, которые замучили своими речами всех делегатов. И после двух или трех часов слушания этой белиберды Ш. предложил залу прекратить прения, так и не дав выступить делегату ГРЭС с критикой. Зал обрадовался и тут же проголосовал, грэсовцы пробовали возмущаться, но Ш. сослался на уже состоявшееся решение конференции о прекращении прений.

Поскольку мы, заводчане, уже разогретые «компотом», тоже обиделись за грэсовцев, то дружно решили вычеркнуть Ш. из бюллетеней. Однако этого было мало. Ведь город был молодой, детей много и абсолютное большинство делегатов были школьниками или учащимися училищ и техникумов. А они, по малости лет, с нами не пили (мы бы им пить не дали – в те годы на пьющих несовершеннолетних смотрели очень плохо). Однако тут все дело решил один татарин, конструктор нашего заводского проектно-конструкторского отдела.

Я уже не помню, где именно проходила эта конференция, но зал был внутри здания и фойе были с обеих его сторон. Голосовали так. Делегаты входили в боковую дверь, поднимались на сцену, там получали бюллетени, спускались со сцены и шли вдоль второй стены и рядов кресел к столику, на котором были карандаши для вычеркивания, а затем – к урне для голосования. После чего выходили из зала в фойе.

Татарин пошел в числе первых, проголосовал, но не вышел, а сел в кресло возле столика, и когда к столику подходил школьник, то татарин командовал ему: «Ш. вычеркивай!» И что школьнику было делать? Сидит солидный дядя в костюме и при галстуке и дает команду. Может, так и надо. Детки послушно вычеркивали. А этот Ш, вместо того чтобы посидеть с нами в столовой, по примеру тогдашней номенклатуры повел куда-то поить представителей обкома. Вернулся в зал, когда голосование уже заканчивалось, и его довольная морда говорила, что он в полной уверенности, что все идет по плану.

Это сильно разозлило счетную комиссию, которая даже намека не сделала президиуму на то, что произошло. Собрались в зал слушать итоги. Председатель счетной комиссии начал зачитывать голоса, поданные за членов нового горкома. Начал с буквы «а» и звучало это: «А» - 220 – «за», «против – нет». И так вниз по списку по алфавиту. Ш. был, благодаря своей фамилии, последним. Доходит председатель и до него и оглашает: «Ш. – 40 – «за», 180 – «против». Надо было видеть, как в президиуме вытянулись лица Ш. и представителей обкома. А председатель счетной комиссии невозмутимо продолжает, что в составе горкома не хватает одного члена, и предлагает добрать его открытым голосованием. Зал радостно поддерживает эту идею, тут же называют фамилию нового кандидата в члены горкома и тут же зал за него голосует мандатами. Конференция закончилась, а мы поехали расслабляться, раз уж этот день оказался нерабочим. Ну вычеркнули того, кто не нравился, ну и что – чего бояться?! Это наше право!

До референдума о сохранении СССР я вообще никогда не голосовал «за» ни на каких выборах. Брал бюллетени, подходил сразу к урне, клал их на урну, доставал ручку, всех вычеркивал в знак протеста против того, что там только один кандидат, пионеры у урны отдавали мне салют, а я бросал бюллетени в урну. Что тут такого?

Много лет спустя я рассказал об этой комсомольской конференции в компании, в которой оказался компетентный слушатель. Он в свою очередь сообщил, что этот случай голосования против предложенной кандидатуры произвел большие кадровые изменения не только в комсомольской номенклатуре вплоть до ЦК ЛКСМ Казахстана, но выговоры получили и работники горкома и обкома партии за то, что не знали истинного настроения комсомольцев города Ермака и предложили им не того секретаря. И то же самое было бы с работниками горкома, если бы граждане подали много голосов против судьи.

Так что скажу Назарову, что не надо делать кувшинное рыло: власть в СССР все менялась и менялась к худшему, но вы-то, законники, были впереди всех – это вы хотели служить не закону, а ухудшающейся власти, вы хотели быть независимыми от народа.

Начнем с собственно судей.

Избрание народного судьи

Судьи, если не считать работ Вышинского, мало оставили мемуаров, надо думать, им о своей подлости писать не хотелось, а больше не о чем было и писать. Но как-то уже давно получил странички журнала «Нева» с повестью Виктора Курочкина «Записки народного судьи Бузыкина». Курочкин с 1949 по начало 1952 года был народным судьей в поселке Уторгош Новгородской области и его «Записки», по сути, являются мемуарами.

К мемуарам надо подходить осторожно, поскольку их авторы лгут, порою даже не замечая этого, а Курочкин мало того, что облек их в форму художественного произведения, так еще и сам вызывает у меня подозрения в своей честности. Но дело в том, что мемуаристы зачастую сами не понимают, что видели и слышали, кроме того, они лгут о тех обстоятельствах, которые либо касаются их лично, либо по которым они хотят навязать читателям свой взгляд, а о сопутствующих обстоятельствах мемуаристам проще написать правду, чем выдумывать ложь.