Газета "Своими Именами" №27 от 02.07.2013 - [19]
В хабаровских магазинах та же, что и в московских, унылая скудость. Даже в рыбном отделе какие-то скрюченные, мутноглазые рыбёшки. Мне, помнившей праздничное изобилие на этих же прилавках могучих, тяжёлых рыбин, навала разлапистых крабов, эмалированных ёмкостей, наполненных красной блескучей икрой, странна и обидна такая вопиющая нищета.
Грязно, заплёвано в хабаровском, а далее и во владивостокском вокзалах. Ну прямо какая-то вопиющая, разливанная бесхозяйственность и расшатанность вроде самых элементарных устоев бытия.
Хотя, как потом окажется, в потайных закромах нашей великой державы ушлые приверженцы хитрованной теорийки про всякий плюрализм уже по-крысиному выгрызают сладкие куски. Уже вострят ножи, чтоб под покровительством чинуш-хапуг резать-кромсать по живому всякие связи-взаимосвязи народов России.
«Плюрализм» сломал ворота, не позволявшие запросто проникать во Владивосток, закрытый город, тем же кочующим цыганам, лихим разбойникам и оттуда, и отсюда. Владивостокские аборигены спешно набивали на окна-двери железные «демократические» решётки.
Под вопли цыганок: «Эй, куда ты! Дай, погадаю!» - мы, представители «народной дипломатии», вышли на пристань. Ветер гнал нам под ноги бумажные обрывки, яичную скорлупу, скомканные билеты каких-то проигранных лотерей.
И - о чудо! - волшебное видение! Перед нами, как белоснежный айсберг, высокий, величавый теплоход. С подарочным названием по борту — «Михаил Шолохов».
И как же прекрасен был миг, когда он, переполненный пассажирами и вроде не способный сдвинуться с места, отвалил от пристани и, набирая скорость, принялся уверенно, неудержимо резать носом текучий, блескучий морской изумруд.
Оставляю многие и многие подробности в сторонке. Но первое, что поразило внутри парохода, — ресторан. Эти нарядные, в белоснежных скатертях, столы. И вкуснейшие запахи добротной пищи. И тёплые, душистые ломти ноздреватого хлеба, который, оказывается, выпекался здешними умельцами.
Доконал ужин. Вдруг погас свет. И, озаряя мрак оранжево-фиолетовым сиянием, от входной двери к нам, сидящим за столиками, поплыли пышные торты, политые горящим ромом. Такое вот элитарное сновидение с недоумением в придачу: неужели всё это происходит в стране, где народишко вынужден набегаться всласть, чтоб набрать в сумку хоть какой-то пищи. Где «избранным» по особому талону выдаётся одно, а всем прочим, «смердам», — абы что.
Конечно, я уже засекла, сколь много плывёт на пароходе плотных, в хорошей мужской поре, явно начальствующих. И одежда на них соответствующая — немнущиеся костюмы, шёлковые рубашки, сверкающие новизной полуботинки. У представителей «кавказской национальности» — яркие, многоцветные носки и такие же «тропические» галстуки.
…Первый японский порт. Мы сидим в салоне, ожидая японских представителей. К нашему столику подводят двоих мужчин и женщину. Через переводчика расспрашиваю миловидную японочку, кто она и прочее. Говорит, что работает в прачечной. Интересуюсь, есть ли у неё дети. «Есть». Есть ли квартира… «Есть». А машина «тойота»? «Нет», — отвечает. Сочувствую на основе «книжных» знаний. Но она продолжает с лёгкой гримаской обиды: «Зачем «тойота»? У меня «мерседес». Но за мир во всём мире она готова бороться. И очень рада, что русские участвуют в этой борьбе.
Теперь самое время подарить гостям значки. Принимают, кивают благодарно: «Аригото, аригото…»
После обеда выхожу на палубу с желанием поскорее опуститься на японскую землю и пойти, пойти… Но пока интересуюсь суетой у трапа. И чередой белых машин, дожидающихся, когда подъёмный кран перенесёт их в наш трюм. Что бы всё это значило? Поблизости от меня стоит, тоже придерживаясь рукой за леера, моих примерно лет одинокий мужчина в чёрном костюме. Спина прямая, взгляд через просторные очки чуть вприщур, волна тёмных волос отброшена со лба назад. Стать, независимость и отрешённость от происходящего. Военный, что ли?
А подъёмный кран погромыхивает, удачно цепляя очередную белую легковушку. Ничего не понимаю. Мы же - все, кто заселил во Владивостоке этот чудесный теплоход, - вроде приехали бороться за мир…
— Интересное кино, — проговорила невольно. Мужчина тотчас повернулся ко мне всем лицом и сдержанно произнёс:
— Что вы имеете в виду?
— Да вот эти машины… Откуда и зачем? Вроде плыли объяснять японцам про своё миролюбие… У меня вот в кармане соответствующие значки…
— Что, что? Какие же? — спросил быстро, с озорным интересом.
Я вытащила из кармана горсть своих сувениров, предложила:
— Хотите?
— Аригото, аригото!
Аккуратно взял значочек, повертел у своих глаз:
— Очень симпатичный.
— Ну а вы, в обмен, объясните, что всё это значит.
Он смотрел на меня с некой притаённой весёлостью:
— Неужели не догадались? Ваша профессия, если не секрет?
Ответила. Отступил на шаг, вроде как внезапно встретился с чудом-юдом и мало ли…
— Вот не ожидал… Да это ж просто… Японцы ездят на каждой машине не больше трёх лет. К тому ж дороги у них гладкие. Ну и выбрасывают на свалку. Наши деловые люди и приноровились… Только за бензин платят, чтоб со свалки до пристани добраться. Что с вами?
