Газета "Своими Именами" №27 от 02.07.2013 - [20]

— Аригото… за точную информацию, — отозвалась, чувствуя, что падаю, падаю с заоблачной высоты в потёмки и скуку. Попрощалась и пошла прочь, и мне казалось, что значочки в моём кармане позвякивают насмешливо.

В каюте мои молодые попутчицы объясняли друг дружке, как удобнее расположить в бюстгальтере пыжиковую шапку, а в рейтузах — бутылку «Столичной», чтоб не выпала случайно. У них мечта — купить на местном «блошином» рынке по швейной многофункциональной машинке.

…Лежала, думала и ни до чего не додумалась. Но хотите верьте, хотите нет – как-то затуманилось желание рассматривать Японию. Тем более — «бороться за мир». Тем более, что в новом порту к нам не пришли ожидаемые японцы, и я поспешила одарить своими значками наших морячков.

После протокольного любования пагодами, золотыми рыбками в игрушечном пруду, разновеликими буддами, разглядывания узеньких, впритирку друг к дружке, крошек-домишек, опять стояла на палубе и наблюдала, как к нашему теплоходу одна за другой подкатывают и подкатывают белые «тойоты», как их ловко, под брюшко, подхватывает подъёмный кран и бережно опускает в нужное место.

— Вы случайно не заболели? — спросил мой безымянный случайный собеседник, подходя и чуть-чуть улыбаясь.

— Почему вы так спрашиваете?

— Потому что я врач.

Он вынул из кармашка и протянул мне простенькую картоночку визитки. В каюте рассмотрела: «Токарев Владимир Фёдорович, врач».

Разговорились. О том, о сём. Оказалось, родились в один год, в один месяц. И многое другое точь-в-точь… Удивил хорошим знанием литературы. Но так оно и должно быть — мы, «дети войны», жадно «поедали» книги при коптилках, керосиновых лампах и потому тоже, чтоб от голода не мутило. И то вспомнили, как прыгали, орали, когда наши взяли Берлин. А на каком-то потухшем японском вулкане он поднял круглый камешек, кинул его в прозрачный мешочек и протянул мне:

— Многое сегодняшнее забудется. А камешек напомнит… мой генерал…

Как уж наш теплоход дотащил до Владивостока несметное количество «тойот», но дотащил. И я уже отличала их «хозяев», «деловых людей», что озабоченно полубегали по палубе и обменивались друг с другом короткими фразами. Когда же сошла с трапа, невольно загляделась на шеренгу плечо к плечу, кожанка к кожанке молодых парниш с ледяными, неморгающими глазами. Вперемежку — русаки и «гости из кавказских республик». Ждали. Чего? Спросила мимо идущего морячка. Ответ сразил: «Да рэкетиры это. Ждут дани от хозяев «тойот». Кто не даст – машинку раздолбают. Пусть даже хозяин успел её загрузить на вагонную платформу».

Нас привезли в аэропорт. «Своего» врача я не видела нигде. Нас огорошили: «Нет билетов. Не улетим». Однако спустя время: «Всё-таки улетим. Оказывается, на пароходе был замминистра Аэрофлота СССР. Да вон он, в гуще…»

Глянула «в гущу», где столпились мужики в красивой тёмно-синей аэрофлотовской форме. В центре — мой врач в плаще. Он поискал глазами, нашёл меня на отшибе, быстрым шагом подошёл:

— Мой генерал, если будете столь… В общем, я-то вам дал свой телефон, а вы — нет.

Вырвала листок из блокнота, нацарапала…

— Аригото. Нам не надо расставаться. Не тот случай, — произнёс.

Позвонил через неделю примерно. По моему голосу понял — тону в беде! И никто не может мне помочь. И он тоже.

— Мой генерал… и всё же… если… чем-то… как-то…

— Аригото.

Он пришёл ко мне через год. Пили кофе, и он пробовал наставить меня на путь истинный:

— Ну не до такой же степени… Вы же смотрите и не видите… Надо как-то…

— Аригото…

— Я как врач вам советую не сидеть в одиночестве… Человека не вернёшь, а себя можно угробить. Вы перестали писать. Я же каждый день открываю газеты, ищу…

Спустя время, по телефону:

— Хочу к вам придти. Не будете возражать? За советом.

…Положил передо мной папку, набитую бумагами:

— Здесь, мой генерал, материалы о воздушных катастрофах. Что бы вы посоветовали?

— Как что? Сесть и написать книгу. Это же редчайший материал! Это же тот ещё бестселлер!

Дурёха, не сообразила, что он и без меня знает как, что, почему. Я вообще ещё долго-долго не пойму, что судьба подарила мне встречу с необыкновенным, редкостным человеком. А эта его папка «с катастрофами» — ещё одна попытка выхватить меня из кромешного мрака тоски. Я же ведать не ведала, что он сам кое-как удерживается на краю отчаяния.

В 1993 году сказал:

— Наше министерство разогнали. Мне предложили должность главврача Четвёртого управления.

— Так это же замечательно! Это же… Да в нынешних условиях, когда…

— Я никогда не был холуем. А эта должность предполагает… Посмотрю, мой генерал.

Через месяца три:

— Не осилил. Там требуется холуй и лакей. Написал заявление. Как у вас и что, мой генерал?

…Осенью девяносто пятого. Звонок:

— Лилия Ивановна, умер Владимир Фёдорович.

— Как?! Почему?!

— Нашли мёртвым на бетонных ступеньках в подъезде. С пробитым затылком. Приходите в ритуальный зал Боткинской.

Потом, потом мне расскажет его друг Василий Михайлович Карпий, что министр авиации дал Токареву задание — проанализировать состояние санитарно-медицинской службы в аэропорту «Шереметьево-2». Владимир Фёдорович проанализировал и должен был утром доложить о результатах на коллегии министерства.