Газета "Своими Именами" №18 от 03.05.2011 - [22]

- Да, вы правы, ответ нужно искать именно в этой области. Его бесполезно ищут в области экономики, политики, историософии и т.п. Свое экономическое банкротство, например, режим признал уже в 1998 году, когда пригласил вытаскивать страну из дефолта коммуниста и госплановца Маслюкова. То есть они прекрасно знают, кто настоящий специалист, а кто жулик от экономической теории, и когда пахнет жареным – обращаются не к знахарям, а к дипломированным советским Госпланом «врачам». То же самое могу сказать и о Путине: когда ему ХОЧЕТСЯ что-то создать, он возводит ГОСКОРПОРАЦИИ. Почему же он не доверит нужное ему дело рынку? Да потому что прекрасно понимает, что рынок ничего не сделает путного, только деньги разворует, хочешь дела – создай госкорпорацию. А нам этот человек, прекрасно понимающий что к чему в этой жизни, навязывает рынок. То есть ту вещь, в которую САМ НЕ ВЕРИТ!

- Александр Леонидович, вроде бы всем все ясно, но двадцать лет, Александр Леонидович! Двадцать лет! Мурашки по коже бегут, как представишь их историческую протяженность! Многие в этом причудливом мире плесени и галлюциногенных грибков успели состариться! Что происходит, Александр Леонидович?!

- Вот тут не могу Вас порадовать, Александр Анатольевич! Секрет здоровья и долголетия Анатолия Чубайса, который очень интересует ваших читателей и мою кафедру социопатологий ЕврАПИ, раскрывается через среду. Рыхлая, аморфная, шизофреническая среда русского массового сознания, русской коллективной психики стала для грибково-трутневых организмов приватизации питательным бульоном.

Что такое шизофрения? По-русски, переводя с греческого, это – РАСКОЛ. Понимаете? Раскол, расщепление личности (в случае с народом – коллективной его личности), одновременное утверждение взаимоисключающих вещей. Ну слово «раскол» русскому человеку знакомо куда более, чем «шизо», и оно отсылает нас в XVII век. Я не утверждаю, что реформа Никона в церкви была неверна. Но я думаю, что она была проведена совершенно бездумно относительно макропсихиатрических последствий. Непосредственно к ней примыкает петербургский период русской истории, когда шизофренизация жизни усиливается. Возникают две России – русская и немецкая (позже – французская, английская). Эти две России сожительствуют в одном коллективном разуме – в русском народе. Но они не сочетаются, не переплетаются. Повсюду желтые пятна шизофренического расстройства: имперская Россия только и делает, что дерется с Европой, но при этом европейничание – постоянная болезнь русской жизни. Мы умудряемся люто ненавидеть нечто, но при этом эпигонски подражать этому нечто. Выход предложили славянофилы – к единой цельной России – и западники – к ликвидации, растворению России. Но только в XIX веке психическое здоровье нации (при двух Александрах и Николае) стало более-менее налаживаться, как случилось сами знаете что.

Это «что» - новый чудовищный раскол, расщепление народной психики, новая лютая волна раздвоения русской личности. Оно легло на заранее подготовленную прежними раскольниками почву, и старообрядцы на первых порах составили одну из ударных сил русской революции. В династии Романовых старообрядцы видели личных, кровных врагов…

Я не могу без слез читать некоторые книги по истории. Видеть, как историк извивается ужом на сковородке, чтобы представить И Суворова, И Пугачева героями русского народа. И Суворова, И польских конфедератов – защитниками свободы и правды. Главы в биографиях генералиссимуса, посвященные его (монархиста и имперца) участию в подавлении пугачевщины и польского бунта, – это контрольные образцы для кафедры макропсихиатрии. Они невнятны, смутны, раздвоены, алогичны. Иначе и быть не могло. Здоровая психика делает выбор между двумя враждующими сторонами. Можно быть одновременно ПРОТИВ двух сторон (чума на оба ваших дома!). Но быть одновременно ЗА две враждующие стороны – это либо беспримерный цинизм (продавать оружие и тем, и другим), либо – шизофрения.

Советское общественное сознание было уже в высшей степени нездорово, неадекватно требованиям жизни и выживания. Начнем с того, что выбор «кто я?» - русский или советский – уже был весьма затруднен. Где я живу – в России или в СССР? Опять непонятно, вроде бы и там, и там. Генерал Скобелев он кто – герой Шипки или палач туркменского народа? И то, и другое… Мы были дарвинистами или недарвинистами? И то, и другое, потому что дарвинизм, с одной стороны, активно насаждался, с другой – столь же активно выкорчевывался «моральным кодексом строителя коммунизма», списанным с Евангелий. Мы воевали или жили в мире? Опять и то, и другое – странное понятие «холодной войны» - которое И мобилизовывало, И расслабляло, И будило бдительность, И одновременно – убаюкивало её.

И так – за что ни возьмись. Приведу курьёзный пример типовой советской школьной постановки. Мальчика на сцене положили под кучу черного тряпья (оно символизировало могилу), и вот оттуда, выпростав руку (из-под земли?!) он стал утробно завывать стихи, воспевающие высокие идеалы. Вы скажете – глумление над памятью павших? Ничуть не бывало, все делалось очень серьёзно и почтительно к ветеранам. Советское мышление, с одной стороны, предполагало, что труп просто гниет и ничего больше, с другой – противореча само себе – настаивало, что погибший воин не погибает, а вещает что-то потомкам. В нормальной среде тень погибшего либо явилась бы с неба, из облака, либо вообще к ней не обращались бы. Но советское шизофреническое сознание требовало, чтобы павший герой, как зомби, вылезал из земляного холмика…