Газета "Своими Именами" №12 от 22.03.2011 - [3]

То есть, такое положение вещей может существовать и при наличии формальной конституции – по факту ее толкования и исполнения. Но категория подданичества и система самодержавия изначально предполагают, что и формально люди – лишь «обязанные» для исполнения велений власти. Они по определению имеют одно назначение – быть «слугами самодержца».

3. Соответственно, никаких прав полиция империи не защищала и не могла защищать, потому что никаких прав в нынешнем понимании у «подданных» и не было. Время от времени власть что-то разрешала – то дворянам не служить, то давала те или иные льготы, но это всегда были именно льготы и привилегии, а не права. То, что в этом отношении было сделано в «Эпоху реформ» Александром II, в основном было отобрано в ходе контрреформ Александра III. Кстати, практически с самого его момента вступления на престол в стране было введено – и в целом лишь продлялось, но не отменялось – чрезвычайное положение. И, скажем, за ту или иную «оппозиционную» политическую деятельность выселение и каторга присуждались даже не решением суда, а полицейским решением в административном порядке. На основании права, предоставленного императорским указом. С момента вступления на престол Александра III почти до конца века вообще власть решилась лишь на один открытый процесс – по делу «первомартовцев» о покушении на царя.

Полиция империи если какие-то права и защищала, то те самые дарованные «права-привилегии» и право власти быть абсолютной и неограниченной.

Насколько эффективно она это делала – это отдельный интересный вопрос.

Во всяком случае, в итоге она с этой своей задачей не справилась – и в ключевые моменты и 1905-07 гг., и 1917 года попросту разбегалась.

При этом, с одной стороны, взяточничество полиции было нескрываемой нормой, а служить туда шли большей частью неудачливые представители имущих групп, у которых не сложилась иная карьера или которые были выгнаны за неуспеваемость из гимназий и университетов.

Хотя, как и в любом деле, здесь были и заметные исключения.

Поклонник подобных нравов и назначения царской полиции «юрист» Колесников не случайно сказал то, что сказал. С одной стороны, он, как и положено полицейскому, защищал решение, принятое властью на своем высшем уровне вне зависимости от правовой его обоснованности, учета мнения граждан и здравого смысла.

С другой, он сказал именно то, что, очевидно, и думал. Что задача охранительных структур - защищать именно то, что защищала царская полиция, – абсолютную власть и права имущих, и именно так, как она это и делала – беря взятки, избивая безоружных и разбегаясь, пряча форму при первой реальной опасности.

Но, безусловно, инициатор этого переименования, как известно, не он – а другой высокопоставленный «юрист». Который тоже предложил это название не случайно. Недаром он очень гордится своим мнимым или действительным сходством с последним русским императором. И недаром недавно в Ярославле рассуждал о «Плисецких функциях демократии». И который, очевидно, тоже считает идеалом конституционности и гарантии прав граждан Российскую империю и практику русских царей.

Правда, в отличие от него, последние все же подчас делали и нечто полезное – расширяли территорию государства, создавали русскую промышленность, строили города и театры.

Теоретически вообще может существовать не только полицейское государство, но и «полицейская демократия». Это такая демократия, при которой право голоса, как и другие права, имеют только сотрудники полиции.

В идеальной «полицейской демократии» полицейские: 1. Участвуют в формировании легитимности власти. 2. Участвуют в формировании элиты страны – в первую очередь из своих рядов. 3. Определяют приоритетные цели элиты и страны. 4. Осуществляют контроль за действиями «элиты». При этом право на это имеют исключительно они.

Тоже демократия! Граждане имеют право на управление государством, равно как и другие политические права. Другой вопрос, что гражданами являются исключительно сотрудники полиции.

Кстати, это куда более демократично, чем система, где все права имеет лишь один властитель, как это было в Российской империи.

Только то, как Колесников тупо и послушно защищал (подобно всей «Единой России») волю президента Медведева, доказывает, что речь идет даже не об этом. Строго говоря, в российском общественном сознании слово «полиция» в первую очередь ассоциируется вовсе не с дореволюционными охранительными структурами. Последние больше интуитивно связываются со словами «городовой», «жандарм», «филер», «охранка». Будет срок – Медведев с Колесниковым еще объяснят России, какие это замечательные и светлые образы. Как и близкие им: например, «провокатор охранки».

Но слово «полиция» больше ассоциируется с известными картельными структурами оккупационных фашистских властей времен Великой Отечественной войны.

В этом «припоминании», полицейский - вовсе не чин правоохранительной структуры, созданной Петром I. Это – «полицай». Надсмотрщик. Каратель. Причем, в отличие от карателя-эсэсовца, это «предатель» и «прислужник карателя». Даже не фашист – прислужник фашиста.