Газданов - [8]
То же произошло и с Гайто: он стал одним из театральных завсегдатаев. Правда, билеты даже на галерку для гимназистов были дороговаты, и порой ему с товарищами удавалось попасть только на второе отделение, присоединившись к зрителям, выходившим во время антракта покурить на воздух.
Чтением «умных философских книжек» был ознаменован и его харьковский период. «Тринадцати лет, — вспоминал Гайто в "Вечере у Клэр", — я изучал "Трактат о человеческом разуме" Юма и добровольно прошел историю философии, которую нашел в нашем книжном шкафу». Гайто действительно добрался до отцовской части библиотеки, которую они с матерью бережно возили с собой. Иммануил Кант, Людвиг Фейербах, Артур Шопенгауэр, Герберт Спенсер, Бенедикт Спиноза, Дэвид Юм, Фридрих Ницше, Георг Вильгельм Фридрих Гегель — все, чьи имена на темных переплетах прежде отпугивали, были прочитаны, по возможности осмыслены и служили почвой для «самых прогрессивных» веяний, которые заносил на юг северный ветер.
Но главное сосредоточение театральных страстей, философии и революционных идей происходило в одном месте — в родной гимназии.
По приезде в Харьков мать отдала Гайто в прославленную Вторую городскую гимназию. Возглавлял ее директор Федор Егорович Пактовский. Дворянин из старинного харьковского рода, Федор Егорович был выпускником Казанского университета, известного и иными студентами — вольнодумцами. Для своих подопечных Пактовский организовал театр, сочинял пьесы, писал очерки на исторические и литературные темы и всячески способствовал развитию вкуса и самостоятельного мышления учеников. Гимназия славилась целой плеядой знаменитых выпускников, среди которых был даже нобелевский лауреат биолог Илья Ильич Мечников.
Культ интеллекта, царивший в этих стенах, подстегивал у Гайто интерес к «взрослым» книгам, от которых было недалеко и до «взрослых» идей, витавших в напряженном харьковском воздухе. От вопросов вечных неизменно переходили к событиям злободневным.
Между обсуждениями последнего школьного спектакля и последней прочитанной книги в разговор вплетались и другие темы: поражения русских войск в начавшейся Первой мировой войне, подозрения в предательстве; возмущение государыней, подпавшей под влияние сибирского мужика Григория Распутина; интриги в Государственной думе; обвинение полковника Мясоедова и военного министра Сухомлинова за отступления на Юго-Западном фронте; говорили, что военный министр послал сражаться армию, вооруженную палками вместо винтовок; рассказывали, что в Москве громили немецкие магазины… Харьковские гимназисты были политизированы не меньше, чем их старшие товарищи студенты. Причем политизированы в определенном ключе.
Уже несколько десятилетий Харьков был центром народовольческого движения. Здесь в 1878 году народником Гольденбергом из группы Софьи Перовской был убит губернатор Кропоткин, брат знаменитого анархиста. Как помним, именно помощь этой группе ставилась в вину дяде Магомету. Здесь же в Харькове заразился революционными идеям его внучатый племянник, что отражало общие настроения, царившие среди «прогрессивной» части горожан, к числу которых относились прежде всего молодежь и интеллигенция. Неудивительно, что революционные настроения были распространены и среди гимназических товарищей Гайто. И тот из них, кто доживет до зрелого возраста, вместе с Гайто назовет февральские события самым ярким воспоминанием юности.
Все началось тогда со странного и тревожного отсутствия вестей из Петрограда. Перестали выходить газеты. На улицах и площадях стали собираться толпы народа, передавая друг другу слухи. Все словно чего-то ждали…
В те дни в Харькове гастролировал комедийный актер петроградского Александринского театра Владимир Давыдов. Гайто с товарищами пробрался на вечерний спектакль. Шел «Ревизор» с Давыдовым в роли Городничего. И вдруг, во время второго действия, на сцену вышел кто-то из администрации театра с листком бумаги в руках. Извинившись перед актерами, он обратился к публике:
— Господа! Прошу соблюдать полную тишину! Получено исключительной важности сообщение из Петрограда!
Публика затаила дыхание. «…В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание…» Тревожный гул разнесся по залу. «…В эти решительные дни жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных…» На лицах слушателей застыло недоумение. «…Признали мы за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с себя верховную власть…»
Дальше Гайто уже ничего не слышал — зал взорвался бурей восторженных криков и аплодисментов. Давыдов поднял руку и, когда наконец установилась тишина, слабым голосом запел «Марсельезу». Через четверть века во время Второй мировой войны Гайто будет петь эту песню не раз вместе с французами, но такого душевного подъема она уже не вызовет никогда, как в те февральские дни, когда в ее звуках слышался гул перемен.
«Был конец весны девятьсот семнадцатого года; революция произошла несколько месяцев тому назад; и, наконец, летом, в июне месяце, случилось то, к чему постепенно и медленно вела меня моя жизнь, к чему все, прожитое и понятое мной, было только испытанием и подготовкой: в душный вечер, сменивший невыносимо жаркий день, на площадке гимнастического общества "Орел", стоя в трико и туфлях, обнаженный до пояса и усталый, я увидел Клэр, сидевшую на скамейке для публики».
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ни один писатель не может быть равнодушен к славе. «Помню, зашел у нас со Шварцем как-то разговор о славе, — вспоминал Л. Пантелеев, — и я сказал, что никогда не искал ее, что она, вероятно, только мешала бы мне. „Ах, что ты! Что ты! — воскликнул Евгений Львович с какой-то застенчивой и вместе с тем восторженной улыбкой. — Как ты можешь так говорить! Что может быть прекраснее… Слава!!!“».