Газданов - [7]
«Прямо от вокзала начиналась широкая и небрежно застроенная улица, — мостовая, тротуары, дома, — на первый, невнимательный, взгляд похожая на любую улицу любого другого города; но, сделав небольшое усилие памяти, я ясно вижу каждое здание, каждую вывеску, я проверял это уже несколько раз, и много лет, сквозь разные страны и чужие города, я вожу с собою этот почти идиллический и, несомненно, уже несуществующий пейзаж, в котором прошли ранние годы моей жизни» — так писал Газданов в рассказе «Хана».
Наш герой был абсолютно прав: пейзаж, запомнившийся ему за пять лет жизни в Харькове, довольно скоро изменится под властью времени и большевиков, а был он действительно идиллическим…
Тон в Харькове издавна задавало пророссийски настроенное дворянство, что не могло не сказаться на облике города. Еще с допетровских времен Харьков считался центром московского влияния на Украине. А с воцарением Петра I архитектура, традиции, образование — все свидетельствовало об ориентации на Петербург. Императорский двор также не обделял город своим вниманием. Редко кто из российских правителей не оставил своего следа в городском ансамбле. После посещения Петром Великим старой Николаевской церкви, которую он принял за главный собор, на ее месте был возведен великолепный храм в честь посещения этого места государем. К приезду Екатерины Второй в Харькове выстроили великолепный дворец, который императрица посетит лишь однажды в 1787 году, но который принесет добрую славу городу — в 1805 году в нем откроется первый на Украине университет.
Харьковскому дворянству, половину из которого составляли русские, принадлежало одно из самых изысканных зданий — здание Дворянского собрания, которое запомнилось Александру I при посещении Харькова как олицетворение города. Тогда же император подивится на Александровскую колокольню Успенского собора. Эта колокольня, названная в честь его победы над Наполеоном, превышала высоту московской колокольни Ивана Великого. (Через несколько лет, в 1825 году, тело покойного Александра пробудет все в том же Успенском соборе три дня, по пути из Таганрога, где он умер, в Петербург.)
Немецкий путешественник Иоганн Коль, ставший свидетелем харьковских собраний дворян того времени, отмечал: «Пока они заседали, площадь перед собранием была заполнена многочисленными экипажами, как перед европейскими парламентами, и вообще, облик собрания представлял не менее благоприятное впечатление, чем французская палата депутатов».
Ко времени приезда Гайто Харьков являлся и крупнейшим театральным центром России. Среди списков «самый — самый», который имеет каждый уважающий себя город, в харьковском списке значился самый первый профессиональный театр на Украине, открытый еще в 1791 году. К концу XIX века в этот список добавилось и самое первое кино, снятое на Украине. Ни одна столичная труппа не могла во время гастролей миновать Харьков. А местная антреприза режиссера Николая Синельникова, возглавлявшего Харьковский русский драматический театр с 1910 года, гремела на всю Россию своими звездами — Михаилом Тархановым и Николаем Ходотовым.
Другой не менее значительной стороной жизни города была торговля. Не случайно на харьковском гербе, подаренном городу Екатериной Великой, был изображен рог изобилия, скрещенный с жезлом Меркурия — древнеримского бога торговли. В дореволюционной России Харьковская ярмарка уступала по масштабу продаж только Нижегородской. И в этой области русификация была налицо. Уже к середине XIX века русские пряники купца Павлова вытеснили харьковского рынка традиционные украинские маковники шишки. В начале же XX века самыми популярными сладостями были уже французские изыски Жоржа Бормана.
Среди банков, сосредоточенных на Николаевской площади, большинство составляли отделения общероссийских банков, таких, как Петербургский коммерческий, Волжско-Камский, Торговый, Земельный. Если добавить к этому около двух с половиной сотен заводов и фабрик, три высших учебных заведения и более двадцати средних, нетрудно представить, что помимо преданных престолу аристократии и промышленников в городе имелись революционно настроенные пролетариат и студенчество.
Таков был официальный облик Харькова, представленный в справочниках и исторических очерках. Взгляд же нашего героя не замечал официоза, потому что все перечисленное в его памяти было облечено в несколько дорогих лиц и картин, лишенных помпезности. Харьковская жизнь Газданова, пестрая и мозаичная, была заполнена театром, философией, Клэр, уголовщиной и революцией и имела свои адреса — гимназия, дом Пашковых и бильярдная.
Теперь обо всем по порядку.
Одновременно с Гайто приехал в Харьков из провинции его ровесник художник Борис Ефимов — будущий знаменитый карикатурист. Он также воспринял Харьков как настоящую столицу — прежде он нигде не видел столько больших домов, хороших библиотек, музеев и театров. «В Харькове, — вспоминал Ефимов, — я, между прочим, сделался завзятым театралом. Чуть ли не ежевечерне ходил на спектакли местного Драматического театра и обязательно на все премьеры. Регулярно посещал и городскую библиотеку, где охотнее всего выписывал комплекты журнала "Новый Сатирикон", но брал и какие-то умные философские книги, в которых, однако, с трудом разбирался».
«Эта авантюристка была римлянка, довольно молодая, высокого роста, хорошо сложена, с черными глазами и кожей поразительной белизны, но той искусственной белизны, что свойственна в Риме почти всем галантным женщинам, и которая так не нравится лакомкам, любящим прекрасную природу.У нее были привлекательные манеры и умный вид; но это был лишь вид. Она говорила только по-итальянски, и лишь один английский офицер по фамилии Уолпол поддерживал с ней беседу. Хотя он ко мне ни разу не обращался, он внушал мне дружеские чувства, и это не было только в силу симпатии, поскольку, если бы я был слеп или глух, с сэром Уолполом мне было бы ни жарко ни холодно…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
«Что касается причины предписания моему дорогому соучастнику покинуть пределы Республики, это не была игра, потому что Государственные инквизиторы располагали множеством средств, когда хотели полностью очистить государство от игроков. Причина его изгнания, однако, была другая, и чрезвычайная.Знатный венецианец из семьи Гритти по прозвищу Сгомбро (Макрель) влюбился в этого человека противоестественным образом и тот, то ли ради смеха, то ли по склонности, не был к нему жесток. Великий вред состоял в том, что эта монструозная любовь проявлялась публично.
В книге, написанной непосредственными участниками и руководителями освободительного движения в Сальвадоре, рассказывается о героической борьбе сальвадорских патриотов против антинародной террористической диктатуры (1960-1970-е годы).
Отец Бернардо — итальянский священник, который в эпоху перестройки по зову Господа приехал в нашу страну, стоял у истоков семинарии и шесть лет был ее ректором, закончил жизненный путь в 2002 г. в Казахстане. Эта книга — его воспоминания, а также свидетельства людей, лично знавших его по служению в Италии и в России.
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.