Гай Юлий Цезарь - [10]

Можно с уверенностью сказать, что Цезарь ничего не знал о заговоре. И всё-таки дошедшие до нас рассказы о беспокойной ночи, проведённой им после того памятного вечера, о предзнаменованиях и снах, о колебаниях дают некоторые основания считать, что его сердце посещали мрачные предчувствия. Мог ли он подумать, что впервые за всю его жизнь удача обернётся против него? Мог ли он предвидеть, что часы его сочтены? Если да, не пронеслась ли перед ним, как перед некоторыми людьми перед смертью, вся его жизнь, будто бы озарённая мгновенной яркой вспышкой? Что он увидел и как оценил свою жизнь, мы не знаем, но можем предположить. Наше воображение должно быть несколько выборочным, потому что слишком много тех моментов, которые могли предстать перед глазами Цезаря во время ужина в доме Лепида или же в течение последующей длинной бессонной ночи, — все их было бы даже трудно перечислить. Кроме того, нам следует уважать правду, хотя в подобной ситуации невозможно добиться абсолютной объективности. Цезарь часто объяснял свои собственные высказывания, однако он не был склонен к самокритике. Его величие неоспоримо. Однако стоит ли восхищаться или сожалеть об этом, вопрос совсем другой.

Цезарь понимал, что он великий человек, хотя это знание пришло к нему постепенно. Мы можем предположить, что перед смертью он рассуждал о своей жизни, столь близкой к завершению, примерно таким образом.

Часть первая

Глава 1 МОЯ СЕМЬЯ

Моя семья происходит от древнеримских царей и бессмертных богов, если правда то, что Венера была нашей прародительницей. Не знаю, существуют ли на самом деле боги или нет, но та сила природы и человеческой натуры, которую мы окрестили Венерой, всегда была ко мне благосклонна, кроме, как ни странно, тех случаев, когда требовалась её благосклонная помощь для продолжения рода. Теперь, когда моя дочь Юлия умерла, у меня более не осталось детей, и хотя Клеопатра утверждает, будто я отец её сына Цезариона, вряд ли её словам можно верить. Всё же моя древняя семья, которую после долгих лет забвения я сумел снова возвеличить, не умрёт вместе со мной. Дочь моей сестры (это случилось в год заговора Каталины) родила сына Октавиана, а я сделал его своим наследником. Этот мальчик наделён множеством дарований, у него огромные амбиции, благоразумие и абсолютная беспощадность. К сожалению, у него весьма слабое здоровье, но в его годы я тоже был очень болезненным. Если он выживет, то не только унаследует, но сохранит и усилит власть.

В течение многих лет в семье Юлиев не было выдающихся мужчин, я являюсь единственным и весьма ярким исключением. Мой отец так никогда и не получил должности консула. Но зато моя мать Аврелия отличалась кристальной честностью, трезвым умом и обаянием, и потому её знали и уважали везде, кроме как, пожалуй, в низших слоях общества. Она возлагала на меня большие надежды и поддерживала во всех трудных ситуациях, с которыми мне приходилось сталкиваться, всегда оставаясь преданной мне, даже в тех случаях, когда она меня осуждала. Конечно же человек, придерживающийся строгих принципов, пусть его взгляды и либеральны, вряд ли мог бы оправдать всё в моей карьере. И всё-таки мне хотелось бы верить, что мама по-своему, по-женски понимала, что для того, чтобы принципы оставались эффективными, человек, пусть даже искренне придерживающийся их, должен адаптировать их к существующей ситуации. Трагедия нашего времени и в некотором смысле моя собственная трагедия заключается в следующем: болезнь всегда развивается так быстро, что любое вновь придуманное против неё средство оказывается неэффективным. Уже изжившие себя традиции, интересы и глупость окружающих мёртвым грузом повисли на мне и всегда ограничивали свободу и замедляли действия. В результате всё сделанное мною было насущной необходимостью, а не благом. С другой стороны, нужно отметить, что мало кто способен делать то, что необходимо, и ещё меньшее число людей в состоянии, хотя бы в некоторой степени, использовать необходимость себе на пользу. Я заслужил уважение потомков уже тем, что смог выявить некоторые необходимости и действовать настолько быстро и уверенно, что из нескольких возможных альтернатив одна определённо становилась реальностью. Однако, принимая во внимание качества человеческой натуры, можно предположить, что восхищаться мною и ненавидеть меня будут совсем по другим причинам. Устаревший доктринёрский подход Катона не умер вместе с ним в Утике. Часто будет достаточно назвать меня царём или диктатором или же раздуть до невообразимых размеров смысл слова «свобода» для того, чтобы представить меня настоящим бедствием для человечества, деспотом, который во имя собственных амбиций лишил других людей прав и возможностей для саморазвития. Однако будут и люди, которые, так же как и сегодня, станут восхищаться мной и возводить меня на пьедестал только потому, что сами не в состоянии брать на себя какую бы то ни было ответственность. Такие люди всегда будут восхищаться могуществом и властью, даже в том случае, если эта власть будет нарушать их интересы и идти вразрез с придуманными ими принципами. Причиной их низкопоклонства является рабская натура. Мне бы не хотелось, чтобы меня описывали как хорошего или плохого. Было бы правильно называть меня необходимым, гениальным и, когда это возможно, стремящимся к всеобщему благу.