Гавайи: Миссионеры - [138]

И пламя Пеле застыло в самом начале потока лавы, пожирая табак, а затем масса начала медленно застывать. Огненная граница замерла почти у самых ног Ноелани, извержение вулкана прекратилось. Но никаких радостных криков не последовало, только было слышно, как кто-то тихо произносит молитвы и заклинания. Люди всегда знали и верили, что Пеле не станет разрушать Хило. Огонь утих. Страшные наползающие пальцы лавы больше не шевелились. В смущении, окруженная ореолом славы, Ноелани вернулась на корабль и отправилась в Лахайну, где принялась ждать рождения ребенка, который после её смерти должен был стать таким же посредником между богами и людьми.

* * *

То, что Ноелани остановила лаву, явилось, наверное, самым сильным ударом, который только испытал Эбнер в Лахайне. А так как это событие произошло слишком уж быстро после отступничества Кеоки и его сестры, то местные жители интерпретировали случившееся как добрый знак, обещающий долгий и счастливый брак Кеоки и Ноелани. А дар Алии Нуи влиять на древних богов убедил гавайцев в том, что эти боги существуют до сих пор. Поэтому многие островитяне начали отдаляться от христианской церкви. Однако больше всего обидело Эбнера то беззаботное веселье, с которым восприняли весть о случае с вулканом американцы. Один нечестивый капитан заявил во всеуслышанье:

– С этого момента можете считать меня почитателем мадам Пеле!

Другой же пообещал:

– Ну, если вдобавок ко всему Ноелани научится управлять штормами, я обязательно приму её религию.

Эбнер, тяжело переживающий потерю каждого прихожанина и вздрагивающий при очередной шутке американских моряков, будто помешался на этом случае с лавой. Он находил человека, который соглашался выслушать его, и начинался горячий спор:

– Ну, горящая лава дошла до какого-то определенного места и, в конце концов, остановилась, как ей это и полагается. Что же здесь чудесного?

– Да, но кто её остановил? – парировали мучители ма енького миссионера.

– Подумаешь! – не сдавался Эбнер. – Какая-то женщина стоит у границы остывающей лавы, которая вот-вот остановится, и вы считаете это чудом! презрительно хмыкал он.

– Да, а вы только подумайте, что могло бы произойти, если бы Ноелани не приехала? – логично возражали сторонники Алии Нуи.

Прошло несколько недель, и Эбнер нехотя поплелся за консультацией к Джону Уипплу. Молодой ученый сразу приободрил старого приятеля:

– Когда внутреннее давление в вулкане становится достаточно мощным, он начинает извергаться. И только от внутренних сил в самой земле зависит, сколько времени и с какой энергией будет продолжаться выплеск лавы наружу и её про движение вниз по горным склонам. Если лавы много, тогда она дойдет до океана. Если нет, значит, остановится где-ни будь на пути к воде.

– И эти вещи давно известны? – воспрянул духом Эбнер.

– Об этом знает каждый мало-мальски образованный человек, – пожал плечами Уиппл. – Ты только посмотри на Ланаи. Любому ясно, что когда-то это был действующий вулкан. Или взгляни хотя бы на наш Мауи. Когда-то здесь, по всей вероятности, было даже два вулкана, но постепенно они объединились в одну гору. Я бы даже высказал предположение, что когда-то очень давно все эти крохотные острова, которые мы видим с нашего пирса, были большим единым островом.

– Как это может быть? – недоверчиво спросил Эбнер.

– Либо острова погрузились в океан, либо сам уровень моря повысился. В данном случае подходит любое объяснение.

Но величие и серьезность такой концепции были недоступны Эбнеру, и он отступил:

– Это невозможно. Мы же хороню знаем о том, что мир был создан за четыре тысячи и четыре года до рождения Христова, и нигде нет никаких указаний на то, что острова могли опускаться в воду или, наоборот, подниматься из неё. – Эбнер наотрез отказался принять версию Джона, которая показалась ему отталкивающей и недопустимой.

Уиппл хотел задать Эбнеру пару вопросов касательно Великого Потопа, но сразу же передумал, поэтому ограничился замечанием:

– Эбнер, зачем тебе понадобилось выставлять себя в таком отвратительном свете, когда Кеоки и Ноелани поженились? Тогда ты утратил значительную часть своего влияния.

– Это же было омерзительно, неестественно и грязно! – разбушевался миссионер.

– Я сам долго размышлял над этим событием, – признался Уиппл. – Ну, и что же тут такого ужасного? Нет, только не на до мне цитировать Библию. Ты лучше скажи своими словами.

– Это отвратительно и неестественно, – повторил Хейл. Он до сих пор испытывал душевную боль, вспоминая о том, что успели натворить эти двое его самых любимых гавайцев.

– Нет, ты объясни мне, что же тут такого омерзительного, – не отступал доктор.

– В любом цивилизованном обществе… – начал было Эбнер, но его товарищ потерял всякое терпение и резко заявил:

– Черт бы тебя побрал, Эбнер! Всякий раз, когда ты начина ешь свой ответ с этих слов, я уже заранее знаю, что ничего умного дальше не последует. Два самых цивилизованных общества, известных нам, были Древний Египет и империя инков. Так вот, ни одному египетскому правителю не разрешалось жениться ни на ком, кроме как на собственной сестре. Мало того, мне помнится, что у инков были заведены точно такие же по рядки. И оба этих общества процветали. А в общем-то, – продолжал Уиппл, – с научной точки зрения, эта система не так уж и плоха. То есть если необходимо безжалостно уничтожить новорожденных, обладающих явно выраженными дефектами, то вполне очевидно, что и египтяне, и инки, и гавайцы действо вали без колебаний. Но ты посмотри сам: неужели тебе встречалась ещё более красивая группа людей, чем местные алии?