Гавайи: Миссионеры - [137]

Когда новость достигла Ноелани, первым порывом её было послать на остров отца, поскольку он считался другом Пеле. Более того, она успела переговорить с доктором Уипплом, и эта беседа убедила её в том, что извержение вулканов является результатом действия сил природы, и его можно даже пред сказать с помощью науки. Она поняла также и то, что рассказы о Пеле были обычной выдумкой островитян. Но прежде чем она смогла переговорить обо всем этом с посланцами из Хило, к ней пришел Келоло и заявил:

– Ты должна ехать, Ноелани. Если Пеле задумала разрушить Хило, наверное, она хочет наказать город. Тебе же следует дойти до того места, где лава раскалена добела, и напомнить ей, что Хило любит и почитает её.

– Но ведь ты друг Пеле, – возразила Ноелани. – И ехать должен ты.

– Я не являюсь Алии Нуи, – серьезно произнес отец. – А тебе предоставляется прекрасная возможность привлечь на свою сторону весь народ.

– Я не верю в то, что Пеле имеет какое-то отношение к этому извержению, – начала противиться девушка.

– Я видел её сам прошлой ночью, – просто ответил Келоло. – И разговаривал с ней.

Ноелани посмотрела на отца с удивлением:

– Ты видел Пеле? – недоуменно переспросила она.

– Мы прошли с ней около двух миль, – подтвердил вождь.

– Она что-нибудь передала тебе? – все ещё недоверчиво продолжала Ноелани.

– Нет, – солгал Келоло. – Но, разумеется, она предупредила меня о том, что на острове Гавайи будет извержение. Да, она указала именно в ту сторону. – Правда, Келоло не стал уточнять, что Пеле указывала ему совсем другое направление.

– И ты хочешь, чтобы я отправилась в Хило?

– Да. Кроме того, я доверю тебе один камень, который на делит тебя силой останавливать лаву, – убедил дочь Келоло.

Таким образом, в году Алии Нуи Ноелани Канакоа с проклятием Эбнера Хейла, звенящим в её ушах ("Это самое настоящее безумие! – кричал он, мерзость, оскорбление Господа!"), неся с собой священный камень, отправилась на корабле в портовый город Хило. Когда корабль ещё только приближался к заливу, молодая женщина увидела, насколько успела продвинуться страшная лава. Она накатывалась сама на себя, сокрушая в огненных объятиях все, что попадалось ей на пути. Было вполне очевидно, что город обречен. К следующему вечеру лава должна была окружить столицу и пожрать её. С борта корабля казалось, что бесполезно пытаться какой-то молоденькой девушке остановить этот смертоносный поток.

Однако все местные кахуны вздохнули с облегчением, когда увидели Ноелани, светящуюся маной, способной не только исцелять, но и творить чудеса. И вот, Ноелани начала подъем в гору, навстречу лаве. За ней робко передвигались люди. Казалось, сейчас в городе не осталось ни единого человека: все они высыпали из своих домов и внимательно следили за Алии Нуи. Не пришли к горе только миссионеры, посчитав появление и действия отважной женщины очередным языческим надругательством над истинным Богом. Процессия медленно перемещалась мимо пальмовой рощицы у самой окраины города, через заросли кустарника хау, затем мимо диких трав самых разнообразных видов. Люди шли молча, некоторые даже сдерживали дыхание. До ползущей, шипящей границы лавы оставалось всего несколько ярдов. С каждым новым своим наступлением по горным склонам лава стремительно наползала на старые слои, которые уже успели застыть, используя их как дорогу к нижней части горы. Когда живой, раскаленный белый поток достигал конца окаменевшего пути, он задерживался на долю секунды, а затем стремительно вырывался вперед сразу в нескольких направлениях, уничтожая деревья, хижины и свинарники, которые мешали его спокойному продвижению. Раздавалось ужасное шипение, потрескивал огонь, будто обреченное дерево или дом, сжигаемые на месте, успевали издать предсмертный стон. Затем лава остывала и образовывала дорогу для прохождения следующей порции разрушительного потока.

Именно к этому ползущему и пожирающему все на своем пути краю лавы и приближалась сейчас молодая женщина Ноелани. Когда она дошла до огненного края, внезапно с ней произошла какая-то невероятная перемена. Ей предстояло бросить вызов самой богине огня, и противостоять ей. Ноелани должна была остановить то, что свершалось здесь ещё до того, как на острова прибыли полинезийцы. И в таинстве этих последний мгновений, в огне, который сжигал все разумные и логичные доводы, Ноелани успела позабыть о том, что была когда-то примерной христианкой. Сейчас она оставалась лишь дочерью Пеле, она была представительницей рода, хранившего реликвию, в которой и отдыхал дух богини. И в это мгновение, вернувшись на роль посредницы между людьми и богиней огня, Ноелани твердо встала у границы огненной лавы, решив для себя, что не сдвинется с этого места, пока не победит или не умрет. Подняв высоко в руках камень Пеле, Ноелани выкрикнула:

– О Пеле! Великая богиня огня! Ты хочешь разрушить город, который любит и чтит тебя! Я молю тебя: остановись!

Застыв на месте и продолжая держать камень в поднятых ладонях, женщина наблюдала за тем, как страшный край лавы начал медленно наползать вперед, в сторону города. Пока эта дрожащая масса, шипя, продвигалась вперед, Ноелани бросила в неё табак, две бутылки бренди, которые тут же сгорели в пламени, четыре красных шарфа, потому что Пеле любила этот цвет, красного петуха и, наконец, локон собственных волос.