Гаури - [11]

— Ты не должен так вести себя, Никка! — сказал Панчи, подмигнув ему. — Ты не должен так много есть. Запасов риса в вашем амбаре нет. И ты должен стать таким же тощим и злым, как твой отец…

С этими словами Панчи отправился на свою половину.

Войдя в спальню, помещавшуюся в правой стороне их жилища, он увидел Гаури. Она лежала, скорчившись на коротком плетеном топчане. При виде ее маленькой, беспомощной фигурки Панчи почувствовал себя виноватым, потому что он всегда держал сторону Кесаро, что часто вынуждало Гаури убегать в эту темную комнату. Гордость мешала Панчи попросить у Гаури прощения, и, терзаясь сознанием вины, он лишь еще более сердился. Он постоял немного около жены, колеблясь между нежностью к женщине, которая должна была нести наказание за нарушение глупого обычая, и боязнью потерпеть неудачу на пути примирения. Затем он все же заговорил с ней, решив прибегнуть к обычному способу обращения с женщинами — сначала попробовать подействовать уговорами, а потом — палкой.

— Встань, моя девочка, — сказал он, вытягивая губы как для поцелуя.

Гаури, которая слышала, как вошел муж, нарочито громко всхлипнула, хотя к этому времени уже перестала плакать. Желая вернуть себе расположение мужа, она полагала, что лучше всего добьется этого слезами. К сожалению, она еще не достаточно знала характер Панчи, у которого слезы чаще всего вызывали не жалость, а гнев.

Он стоял перед ней, подбоченясь, и цедил сквозь стиснутые зубы:

— Замолчи сейчас же. Подумать только: ревет, как на похоронах собственной матери!

Упоминание о матери всколыхнуло в Гаури воспоминания о родном доме, о ласке и доброте, которые она там видела, и ее притворные всхлипывания перешли в настоящие рыдания, прерываемые возгласами:

— О, мама! О, моя мама! Кому ты меня отдала? Неужели у меня обязательно должна быть свекровь?

Повинуясь какому-то внутреннему голосу, Панчи сел на топчан рядом с женою и погладил ее по голове. Ему вспомнилось, что его собственная мать когда-то так же утешала его, говоря: «Поплачь хорошенько, сынок, и боль пройдет». Он шепотом повторил этот совет Гаури:

— Поплачь хорошенько, моя девочка, поплачь, и боль пройдет.

После этих слов Гаури расплакалась еще громче и запричитала:

— Ах, мамочка, где ты? Зачем ты отдала меня в этот дом?..

Панчи продолжал терпеливо сидеть около жены. Наконец она перестала плакать и села на топчан, сморкаясь и откашливаясь.

— Не надо плакать, — сухо сказал Панчи. — Научись терпению…

— Терпению?.. — с негодованием повторила Гаури. — И как долго я должна терпеть придирки Кесаро и твои побои, которыми ты хочешь ей угодить?

— Что же ты предлагаешь?

Панчи весь покраснел, признавая справедливость ее слов.

Гаури молчала. Она не видела возможности распутать клубок противоречий между свекровью и ею. Тут могла помочь только смерть Кесаро или ее собственная.

— Они не очень-то добры и ко мне, — сказал Панчи, желая утешить ее. — Сегодня я здорово подрался с дядей.

— Разреши мне вернуться в дом матери, — опустив голову, произнесла Гаури традиционную просьбу, с которой обращается к мужу несчастная молодая жена.

— Мы придумаем что-нибудь другое, — сказал Панчи. — Мы можем…

— Отделиться от твоих родных! Ведь я умею готовить и вести хозяйство! Разве я не делаю здесь всю домашнюю работу?

Панчи был поражен трезвостью и разумностью речей своей «кроткой телочки». Но он еще более удивился, когда перед ним выросла его тетка.

— Тьфу! Чтоб ты сдохла, крикливая и нахальная ведьма! Посмотрите на нее, люди. Вот неблагодарная! — Кесаро так и сыпала проклятьями. Очевидно, она подслушала разговор Панчи с женой через дверь, ведущую в переднюю. — Эта ведьма посмела заговорить о том, чтобы отделиться! Эта потаскушка из Большого Пиплана уселась здесь в темноте, чтобы разжалобить и обойти мужа! Знаем мы эти фокусы! Грязнуха! Уж, наверно, ты принадлежишь к касте мусорщиков и поэтому без зазрения совести оскверняешь мой дом!..

— Тетушка! — протестующе начал Панчи.

— Мама, не говори так, — сказал Никка, который стоял позади матери.

— Что тут происходит? — спросил Мола Рам, который вошел во двор и сразу же услышал голос своей жены, раздававшийся на половине Панчи. — Наверное, этот выродок срывает зло на своей жене?.. Вот свинья! Ведь он посмел поднять на меня руку, и все из-за того, что я хотел спасти моих волов от неминуемой смерти!..

— Нет, Панчи тут ни при чем, — сказала Кесаро, оборачиваясь к мужу, который вошел в темную комнату. — Это все она, ведьма, распутница, бесстыдная потаскуха…

Но точно так же, как Кесаро питала слабость к Панчи, Мола Рам благоволил к Гаури.

— Нет, она благонравная девочка и во всем слушается тебя, — возразил он, насмешливо глядя на жену. — Виноват во всем Панчи!

— Ты еще не знаешь эту «кроткую телку»! — закричала Кесаро. — Она подбивает Панчи на раздел, чтобы жить отдельно от нас!

— Будь уверена, это идет от него! — сказал Мола Рам. — Я знал, что он сделает это после того, что случилось у колодца. Он не постыдился избить своего родного дядю на глазах у субедара Ачру Рама! Пусть отделяется! Он уже получил свою землю, хоть она и заложена Бирбалу. Пусть теперь сам рассчитывается с ростовщиком! А что касается дома, то он может убираться отсюда на все четыре стороны. Я не отдам ему его половину, пока он не вернет мне деньги, потраченные на его свадьбу. Я их выложил из собственного кармана!..