Гауптвахта - [22]

И вдруг в эту идиллическую картину мирного быта простых советских губарей вторгается нечто чуждое и инородное — часовой открывает калитку, и патруль втаскивает упирающегося сверхсрочника с погонами старшего сержанта и с мордой, вместо обыкновенного человеческого лица. Причём Мордатый, продолжая мысль, начатую, видимо, где-то вдалеке от гауптвахты, сразу же ставит всех в известность о том, что

И снег, и ветер,

И звёзд ночной полёт.

Меня моё сердце

В тревожную даль зовёт!

Пьяную тушу проталкивают дальше, но она упирается, брыкается, а затем хватает в свои объятья столб с надписью «ТУЛУП» и, продолжая знаменитую «Песню о тревожной молодости», делает следующую заявочку:

Готовься к великой цели,

А слава тебя найдёт!

Его толкают, пихают, отрывают, но он продолжает прерванный концерт и героически хватается и держится за столб своими мощными ручищами.

Надпись «ТУЛУП», между тем, заметно перекашивается и остаётся в таком положении вплоть до самого конца нашего повествования, а, может быть, и дольше.

Но вот к Мордатому подходит Злотников и делает нечто, мягко выражаясь, не входящее в обязанности арестованных, содержащихся на гауптвахте: без малейшего усилия он отрывает Мордатого от столба, заводит ему руки за спину и хорошим пинком посылает вперёд, по направлению к двери гауптвахты. Совершив перелёт, Мордатый падает мордой вниз и лежит без движений и без звуков. Один погон у него почти оторвался и болтается на ниточке, шапка слетела с головы. Солдаты из патруля относятся к полученной незаконной помощи с явным одобрением. Они подхватывают Мордатого и уносят на гауптвахту.

27

Камера номер семь. Ночь.

Арестанты спят, а откуда-то из глубины здания доносятся дикие стенания Мордатого:

— Откройте! Отоприте!..

Арестанты шевелятся, просыпаются.

— Ну не даёт спать, — шепчет Полуботок. — Не даёт.

— Вот же дурак, — бормочет Косов.

28

Другие камеры гауптвахты.

То там, то здесь просыпаются губари. Некоторые встают со своих «постелей» и кричат в глазки своих дверей:

— Эй, ты там! Паскуда! Заткнись, падла!

— Заглохни!..

— Закрой пасть!..

— Ну, мы тебе ещё покажем!..

29

Камера номер три, одиночная.

Мордатый бесится, его рожа перекошена от ненависти. Он орёт, и его кулаки и ноги что есть силы лупят по двери — надёжной, крепкой, советской двери, которую сокрушить может только железо.

— Откройте! Я вас всех сейчас буду убивать! Всех!!! Я вас всех ненавижу!!!

Ненадолго он делает передышку — надо же отдышаться после такого извержения энергии, — и вот, только сейчас до его сознания и слуха явственно доходят крики возмущённых губарей из едва ли не всех камер всей гауптвахты. Сплошное «мать-перемать!»… Трудно описать, какое впечатление это производит на Мордатого, человека властолюбивого, самовлюблённого, капризного. Откровенные выражения солдат приводят его в состояние безграничной ярости. Обезумев, он бросается на дверь, видимо, с целью сокрушить её. Раздаётся грохот. Дверь выдерживает, а сверхсрочник отлетает от неё, и падает на пол, и молотит его кулаками (цементный-то пол!), и кричит:

— Всех ненавижу! Всех буду убивать! Убивать!

Дверь распахивается. Мордатый вскакивает и бросается вон из камеры. И тут — весь хмель пропадает разом: в грудь ему упираются два штыка; Мордатый пятится к стенке, а между тем, появляется ещё и третий штык.

Входит офицер. Сонным, будничным голосом говорит:

— Чего орёшь, скотина пьяная? Всю гауптвахту перебудил. Не двигаться! Проткнём насквозь!

Мордатый стоит прижатый к стене острым железом и не шевелится. А офицер обводит камеру взором. Если не считать людей, то в ней абсолютно пусто.

— Никакой мебели ему не выдавать! Ни «вертолёта», ни табуретки. В туалет не выпускать до утра.

Третьи сутки гауптвахты

1

Коридор гауптвахты. Утро, часов шесть с минутами.

Губари выносят из своих камер «вертолёты» и «козлы» и затаскивают их в каптёрку.

— Во зверюга! Только под утро успокоился!

— Так и не дал поспать!

— Ну, мразь, получишь ты от нас!

Не сговариваясь, все подходят к камере номер три, по очереди кричат в глазок что-нибудь оскорбительное:

— Гад! Я тебе сделаю плоскостопие черепа!

— Я тебе задницу наизнанку выверну!

Часовые не возражают.

Каждый из кричащих заглядывает в глазок и видит в нём: сверхсрочник — мрачный, тяжёлый — забился в угол и сидит на полу, и исподлобья смотрит свинцовыми, налитыми кровью глазами на дверь, изрыгающую проклятья.

2

Двор дома офицеров.

Губари орудуют лопатами, сгребая снег в кучу. Работают неторопливо с частыми перекурами.

Внезапно появляется майор с малиновыми петлицами и в фуражке с малиновым околышем.

— Безобразие! Бардак! Кто позволил?! Снег нужно не сгребать в одну кучу, а наоборот — разбрасывать, чтобы он поскорее растаял на солнце! — Поворачивается к часовому: — А ты куда смотрел? Да я тебя самого за такие дела на гауптвахту упеку!

Часовой с голубыми погонами и карабином лишь испуганно таращит глаза и мычит что-то невнятное.

— Я вам покажу, что значит работать в доме офицеров! — орёт майор. Величавый и ответственный — уходит.

Часовой лепечет губарям:

— Ребята, вы б всё-таки — того… А? Всё-таки дом офицеров…

3

Двор дома офицеров.

Возле самых окон первого этажа Полуботок усердно разгребает сугроб. С высоты сугроба ему хорошо видно содержимое уютного кабинетика, где за столом, уставленным невообразимыми яствами восседает одутловатый полковник и всю эту пропасть жратвы уничтожает один.