Гауптвахта - [2]
И вот мы в кабинете командира советской конвойной роты.
Обычная канцелярская обстановка, но есть в ней и нечто специфическое, чисто конвойное: это пять бутылок водки и коньяка, шоколад, пакеты со сливочным маслом и сыром, банки с мёдом, с вареньем и ещё бог знает с чем; тут же и несъедобные предметы: искусной работы мундштуки, трубки, портсигары, авторучки, браслеты, ножи с очень красивыми рукоятками.
Тобольцев по-хозяйски подходит к столу и, оглядываясь на притихшего в изумлении капитана, говорит:
— Вот, старик, полюбуйся! Сегодня утром я послал к зэкам солдат, и они за сорок минут обыска изъяли всё это. А твои сверхсрочники и за целый год не принесут мне такой добычи! Неужели они ничего не видят у заключённых?
— Видят, товарищ старший лейтенант! Всё видят! И всё запрещённое — конфискуют! Но только — в свою собственную пользу! И даже со мной не деля… Гм-гм… — капитан запинается. — Да сажать их надо! Сажать! Под трибунал и — сажать и сажать!
Тобольцев тем временем разваливается в кресле с гитарою в руках. Вслух обдумывает полученное предложение:
— Сажать, говоришь? Но ведь это всё-таки не выход. Да и не те нынче времена. Ладно, старик, посмотрел? Иди!
— Есть, товарищ старший лейтенант! — рявкает старый капитан и, развернувшись в строгом соответствии с требованиями Строевого Устава, покидает кабинет. С лицом уже совсем не таким, какое только что видел молодой командир роты. А неузнаваемо другим.
Оставшись один, старший лейтенант перебирает струны, что-то мурлычет себе под нос. На гитаре у него — две переводные картинки: слащавая женская головка и столь же слащавенькие цветочки. Побренчавши и помурлыкавши, командир конвойной роты начинает играть и петь уже по-настоящему. И очень, между прочим, недурственно:
Кабинет командира роты с её непременным портретом Ленина находится как раз на углу тюремного жилмассива, и за окном простирается — вполне приличный городской пейзаж. Улица Достоевского вливается в широкую улицу Аксакова с её трамваями и троллейбусами. Нормальная жизнь нормальных советских людей.
В кабинет командира конвойной роты без стука врывается ротный писарь — рядовой Полуботок.
— Товарищ старший лейтенант! — кричит он. — К нам приехал командир полка! Полковник Орлик!
Гитарный звон обрывается. Тобольцев мигом вскакивает и оправляет на себе мундир.
— Орлик? Чёрт его принёс! Не сидится ему в штабе!
— Это убрать? — спрашивает писарь, указывая на стол.
— Ножи оставь. Они произведут впечатление. И гитару — спрячь тоже!..
Выходя встречать командира конвойного полка, Тобольцев бубнит себе под нос:
— Ну ведь приезжал же недавно!.. Ну зачем же так часто приезжать!
Владимир Ильич Ленин молча следит за происходящим со своего портрета.
Старший лейтенант Тобольцев и полковник Орлик идут по двору солдатской зоны.
Весь юмор в том, что идут они точно по той же дорожке и примерно так же, как давеча шли Тобольцев и Мурдасов. Но теперь смиренным голоском говорит как раз-таки Тобольцев:
— Вот, товарищ полковник, таково положение дел на данный момент.
А величественный двухметровый конвойный полковник отвечает ему мощным басом:
— Ну, если не врёшь, то отрадно слышать, отрадно слышать…
А на столе у командира роты уже нет ничего лишнего.
Слыша за дверью шаги и голоса, Полуботок успевает спрятать гитару. И как раз вовремя, ибо дверь распахивается и громадная фигура полковника переступает порог кабинета.
Полуботок вытягивается в струнку.
— Здравь-жлай-тарщ-пол-ков-ник!
— Рядовой Полуботок? Как же — знаем такого, знаем: Полусапожек!.. Ну и как ты поживаешь тут — в своей писарской должности?
— Сносно, товарищ полковник!
— Много ещё осталось служить?
— Три месяца, товарищ полковник!
— Три месяца? — с большим сомнением повторяет полковник. — Ну, вот что: за безобразное ведение документации я — тебя прощал. И не раз. Но за ту пьяную драку-то как тебя можно простить?
Писарь молчит.
— Три месяца ему, видите ли, осталось! А два года дисциплинарного батальона — не хочешь?
— Товарищ полковник, — вмешивается Тобольцев. — В той истории не он играл первую скрипку… Его втянули…
— Втянули, не втянули — свою голову на плечах нужно было иметь!
Полуботок потупился, молчит.
— А ты под арестом уже побывал?
Полуботок молчит.
Полковник оборачивается к старшему лейтенанту:
— Товарищ старший лейтенант! Ещё на позапрошлой неделе я дал вашему ротному писарю десять суток. Так как же?
— Товарищ полковник… У меня — отчётность, много дел накопилось… Нельзя мне его сейчас отрывать от работы…
— Немедленно отправить на гауптвахту!.. В записке об арестовании напишешь… — задумывается. — За нарушение формы одежды — вот так напишешь. От имени командира полка — десять суток! А это — что за ножи у тебя такие?
— Изъяты при обыске у заключённых!
Полковник с любопытством рассматривает трофеи.
— Хорошие игрушки… — Оглянувшись через плечо, бросает писарю: — А ты, Полусапожек, — иди, иди. Прощал я тебя, прощал — грех тебе жаловаться.
— Да я и не жалуюсь, — отвечает Полуботок.
— Правильно делаешь. Ну а пока: собирай вещички.
— Есть! — отвечает Полуботок и уходит.
— Допекли они меня, — жалуется полковник старшему лейтенанту почти как своему человеку. — Допекли. Один мерзавец там уже сидит — на улице Чернышевского. И не знаем теперь, что с ним и делать — отдавать под трибунал или нет. Дал пока десять суток, а там посмотрим… А теперь ещё этот твой писарь.
Это фантастический роман, похожий на сказку. Действие происходит не на нашей планете, а на совершенно другой, которая напоминает нашу.Меня упрекали в том, что я в иносказательной форме заклеймил позором в своём романе Японию. Конечно, это не так: я, конечно, считаю Японию одним из нескольких источников Зла на Земле, но специально писать о ней целую книгу я бы никогда не стал.Это романтическая сказка о борьбе Добра со Злом, а какие-то сходства в ней если с чем-то и есть, то ведь не только с Японией…
Немецкий писатель Генрих Манн умер в тот самый день, когда я родился — 12-го марта 1950-го года. У него есть прекрасный и весёлый роман о преподавателе латыни и древнегреческого — роман написан, как я понимаю, в знак протеста против рассказа Чехова «Человек в футляре». Я присоединяюсь к его протесту и пишу историю о Латинисте, который совсем не похож на чеховскую карикатуру…
Это роман-притча, в котором рассказывается о единственной в своём роде катастрофе советской атомной подводной лодки. Ситуация, в которую попали те подводники, означала, что спастись совершенно невозможно — никто и никогда в мире — ни до этого случая, ни после него — из такого положения живым не выходил. А они свершили чудо и почти все вышли… Не сомневаюсь, что и Россия спасётся точно так же.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
РЕЧКА ЗА МОИМ ОКНОМ. Пьеса Пьеса с фантастическим сюжетом, в жанре, который бы я назвал так: трагифарс. Хотя кто-то мог бы и возразить, что это комедия — спорить не буду. Главное действующее лицо пьесы — это я сам. Мне примерно около 35 лет, я живу в погибающем Советском Союзе, пытаюсь осмыслить русскую историю, а пока я это делаю, со мною или вокруг меня происходят удивительные истории…
Это история о том, как беженец из горячей точки Кавказа попал в Россию и пытался прижиться в ней. Ничего антикавказского там нет, но и особых восторгов по поводу Кавказа и нравственного облика его сыновей — вы там тоже не найдёте.
Никогда, никогда я не хотела попадать в сказку! Да еще такую, где каждый пытается прикончить, а от нечисти не знаешь, куда прятаться! Обещанная сила все никак не просыпается, зато от женихов отбоя нет. Только почему кажется, что все это — сплошной обман? .
Исследователь кибернетики Александр Литвинов после пережитой аварии загадочным образом сеет смерть вокруг себя… В надежде на спасение от этого проклятья он отправляется в Америку, но там попадает в сети таинственной организации, собирающей ученых со всего мира. Открыв в себе способности к телепатии, Литвинов вынужден убивать по приказу невидимых кукловодов. Но однажды он получает «заказ» на своего собственного внука… Тогда, не выполнив задания, Литвинов сам становится мишенью. И с этого момента начинается его путь борьбы.
Может ли что-то хорошее начаться со взаимного изнасилования, какую бы форму оно при этом ни принимало? Если оно, к тому же, еще и очень и очень осложняет жизнь обоим участникам, так и не сумевшим друг друга понять и считающими лишь себя стороной пострадавшей. Амазонка из отряда миротворок с блоком на убийство умеет лишь выживать и уклоняться от боя. Злостный штрафник со Стенда умеет лишь драться, в том числе и словами. На Стенде постоянный бой – вообще норма жизни. Впрочем, оказавшаяся вне закона амазонка быстро обнаружила, что и в цивилизованном мире дела обстоят точно так же. Примечания автора: Стенд (местное название – Площадка-для-игр) – планета дилонгеров, изменяющих мир при помощи звука.
Демон терпеть не может все эти человеческие праздники, а Рождество — так особенно. И не устает об этом напоминать — если его Ангел вдруг подзабыл. Примечания автора: С огромными уважением и любовью к Праттчету и Гейману.
Короткие байки о разнообразных науках, обучении и изобретательстве вообще, взаимоотношениях преподавателей и студентов, родителей и детей, звезд и планет, жизни и смерти, а так же проблемах выживания и любви. Вполне возможно, что придется упомянуть и о космосе и капусте (про королей не уверена).