Гарвардская площадь - [52]

– Мне женщина с собакой внизу открыла, – сообщила она, распахивая мою дверь. Новость эта пробрала меня до костей, и приход ее обрадовал меня даже сильнее, чем обрадовал бы сам по себе.

– А ты ей сказала, что ты ко мне?

– Да, сказала.

Она вошла со свежей гроздью винограда «мускатель», аромат которого разом заполнил всю мою гостиную.

– Вот, принесла, знаю, что ты любишь.

Я отнес виноград на кухню. Искал предлога приоткрыть входную дверь, решил, что воспользуюсь необходимостью выбросить бумажный пакет, в котором Екатерина принесла виноград. Переложил гроздь в вазу, пакет смял и выбросил в мусорный бак на площадке перед дверью.

– Так здорово, что ты пришла, – сказал я, оставляя дверь на кухню открытой.

– Согласна.

И поскольку никаких колебаний у меня так и не возникло, я подошел к ней и поцеловал в губы. Мне очень нравился вкус ее дыхания.

– Можем съесть в гостиной, а можем наверху, на террасе, тебе как больше хочется?

– А еще я могу сделать коктейли, – добавил я.

Нет, пить ей нельзя. В два нужно забирать мальчика из детского сада.

– Давай тогда поедим в соседней комнате, – сказал я. Отнес виноград обратно в спальню, мы сели на кровать. – И давай лучше есть раздетыми, – добавил я и, прежде чем она успела ответить, начал снимать одежду. Мне нравилось так себя вести. Нравилось, как выглядели ее ляжки у меня на одеяле.

Дал себе слово, что начну читать сразу после ее ухода.

Однажды в пятницу, дабы отпраздновать нашу новоявленную дружбу, мы решили поужинать вчетвером и пригласить нескольких друзей. Калаж позвал своего друга, я позвал Фрэнка, который вернулся, проведя лето в Ассизи: в качестве бывшего соседа по комнате он не раз выручал меня из беды, особенно по части денег в долг. Мы несколько раз говорили по телефону, а повидаться после его возвращения так и не собрались. Он собирался привести свою новую подружку-армянку, а та обещала изумить нас потрясающей выпечкой из армянской пекарни в Уотертауне. Кроме того, предполагался Клод, недавно вернувшийся из Франции, с каким-то другом, графом как-там-его, доучивавшимся на юриста. Я пригласил бы Линду, если бы первой не пригласил Екатерину. Приводи обеих, посоветовал Калаж. Могу и Нилуфар пригласить, добавил он. «Приготовит отличный рис с пряным мясом», – заметил Калаж и расхохотался, потому что я не раз рассказывал ему о могучем действии ее пряного мяса.

– Нет, ей будет неприятно, а я и так никогда не прощу себя за то, что с ней сделал.

– Тут ты прав, – согласился он.

В ту пятницу мы с Калажем встретились в кафе «Алжир», как только я закончил вести занятия. Было это еще до полудня; оказалось, что напротив него сидит молодой американец, которого я не видел со дня нашего знакомства в начале августа. Молодой Хемингуэй и Калаж опять препирались по поводу политики. Кончилось тем, что Калаж обозвал его анархистом в подгузнике. Американец намекнул, что Калаж – Малькольм Икс manqué[27] и «ему не помешало бы освежить» свои политические взгляды. В ответ на это странное высказывание Калаж вытаращился так, будто перед ним была бродячая собака, подбежавшая к столу откусить от его бутерброда. Он облизал бумажку для самокрутки, а потом, глядя американцу прямо в лицо, объявил:

– Яиц у тебя нету.

Молодой Хемингуэй вздрогнул, поперхнулся и переспросил:

– У меня яиц нету?

– Угу, они у тебя в горле, вот тут. – И голыми кончиками больших пальцев – имея в виду, вот какие они крошечные, – он слегка надавил с двух сторон ему на кадык и начал испускать тоненький писк, в ритме которого звучало: «Не помешало б освежить, не помешало б освежить».

– Если ты хотел мне сказать, что я идиот, так бы и сказал: Kalaj, tu es un idiot[28]. И говорить-то не умеет, а туда же спорить… Ступай обратно на свою свалку металлолома под названием «университет», где таких, как ты, штампуют на конвейере, будто хлипкие зонтики, которых хватает на один дождь.

– Калаж, а я думал, мы друзья.

– Мы никто. Просто пьем кофе вместе. – Он повернулся ко мне и скомандовал: – Пошли!

Мы прыгнули в его машину и отправились на рыночную площадь за овощами. Накануне он уже приобрел за бесценок кусок говядины у повара из «Цезариона» – теперь она мариновалась у меня на кухне в соусе его собственного изобретения.

– А из чего соус? – раз за разом допытывался я.

– Увидишь.

– Но какого рода соус?

– Соус рода «увидишь».

Он еще собирался приготовить мусс, подобного которому мы никогда не пробовали. Кухней он не пользовался уже с полгода, так что случай выдался особый. Мы попросили гостей принести вина. С овощами все оказалось просто, разве что ему нужны были свежие каштаны, а раздобыть их было почти невозможно. В пятницу днем зачищали лотки, так что картофель, лук, зеленые перцы, грибы и сельдерей нам достались бесплатно. У меня сложилось впечатление, что я отвечаю за сыр. С сыром и хлебом я уже разобрался, отрубил Калаж. «Ты в сырах ни черта не понимаешь. С тебя станется решить, что ты купил настоящий французский сыр, а потом подать нам прокисшую гадость из жидкости, которая отродясь не бывала в коровьем вымени». Калаж не признавал маленьких баночек с пряностями: все, от кумина до чабреца и паприки, он закупил большими мешками.